Письма, телеграммы, надписи 1889-1906 - Максим Горький

Цензура обеспечена.

Крепко жму Вашу славную лапу.

А. Пешков

Супруге поклон!

129

Н. Д. ТЕЛЕШОВУ

21 или 22 декабря 1900 [3 или 4 января 1901], Н.-Новгород.

Ну, знаете, Ваша жена рисует пером — великолепно! Ее снимок хорош, как гравюра! Тонко, изящно! Передайте ей мое сердечное спасибо за этот действительно славный подарок мне. Пожмите ей крепко, крепко руку.

За деньги, за книги — спасибо Вам, дружище! Вы подарили 50 штук штанов из чортовой кожи, было бы Вам известно. Нет ли у Вас еще «Елки Митрича» в отдельном издании? Эту вещь здесь часто читают на публичных чтениях, ребятишки ее очень любят и были бы рады получить в подарок. Вы меня простите, голубчик, и не церемоньтесь со мной, как не церемонюсь я с Вами, приставая к Вам с ножом к горлу. Есть и можете дать — дайте, нет — суда кет.

«За все, за все благодарю тебя» — за Безобразова, за обещание принять участие в сборнике и помочь осуществлению оного.

Зовите Белоусова, которого сердечно, горячо благодарю за книжки и за доброе отношение ко мне. Зовите Махалова, Семенова, Голоушева, очень поможете мне, дорогой дружище. Вы правы — сборник будет вещью великолепной, увидите. Сами пишите о чертях, о ведьмах, о чем угодно, пишите хорошо, красиво и мягко, как всегда.

Обращаю внимание на стихи Скитальца в декабрьской книге «Жизни». Стих — груб, но настроение — ценное.

Куда же писать Безобразову, коли он уехал в Киев? Напишу в Москву.

В сборник вовлеку еще Вересаева, т. е. попробую вовлечь.

Буня, чорт, не написал мне.

А что приехать Вы не можете, жалею о том, сильно жалею!

Эх, голубчик, Ник. Дмитр., приезжайте? Миров приедет, а? Поссе? Андреев? Скиталец?

Жене — низко кланяюсь! Спасибо ей, спасибо!

А. Пешков

Мужик? Дорогой мой, у меня на эту тему такие есть шедевры! Некогда воспользоваться! Недавно здесь в коренной купецкой семье разыгралась драмочка — прелесть! Вам бы, сэр, надо эту сферу тронуть.

А. П.

130

К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

Декабрь 1900, Н.-Новгород.

Дорогой

Константин Сергеевич!

Я к Вам — с просьбой о помощи. Вот в чем дело: «по примеру прежних лет» затеял я в этом году елку на 1000 человек детей самого несчастного качества, т. е. для трущобных жителей в возрасте от 6 до 12 лет, и лишь для тех, которые в школах не учатся и ни в каких елках не участвуют. Самый обор! И, кажется, я провалился. В прошлом году елка у меня была на 500, и пожертвований хватило, а в этом — увы! По сей печальной причине прошу и умоляю Вас — походатайствуйте пред С. Т. Морозовым о помощи нам, нижегородам. Не может ли он, милостивец, дать нам тряпочек для подарков на штанишки и рубашонки детям? «Всякое даяние благо», даже и кредитная бумага. Постарайтесь, дорогой Константин Сергеевич, а то мы будем поставлены в смешную необходимость дать голодным и голым детям — по конфетке только. Умоляю.

Хвораю. Огорчен невозможностью ехать в Москву и видеть еще раз «Штокмана» и «Когда мы…» Наши были на «Мертвых» и приехали в восторге. Рассказывают чудеса. Ах, чорт возьми мою голову!

Плету потихоньку четырехэтажный драматический чулок со стихами, но не в стихах. Не говорите об этом газетчикам, — чтоб им онеметь, чтоб у них руки отсохли. Чувствую, что одна сцена мне удалась — благодаря тому, что в ней главным действующим лицом является солнце. Когда кончу? Сие известно господу.

Кланяюсь Вам низко и повторяю мою просьбу — посодействуйте, чем возможно. Всё берем, даже деньги! Коленкор, ситец, бумазею, сапоги, рукавицы, шапки — всё!

Низко, уважительно кланяюсь Марии Петровне и желаю ей всего, всего доброго и здоровья, здоровья — как и Вам.

А. Пешков

Кланяюсь всем.

Может, мне самому надо написать Савве Тимофеевичу? Я не знаю его адреса! Извиняюсь пред ним и прошу его, очень прошу!

131

К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

Конец декабря 1900 [начало января 1901], Н.-Новгород.

Благодарю Вас, Константин Сергеевич, от всей души благодарю!

Славная выйдет елка, знаете! В этом году мы, кажется, с ног до головы оденем тысячу ребят. С. Т. — послал благодарственное писание. Экий душа-человек! Как он нас поддержал здорово!

Ваше сообщение о нищей — чудная вещь! Вот алмаз, который следует отшлифовать. И я этим займусь, ей-богу! Эта вещь и извозчик — прелесть! Вам — удивляюсь! Талантливый Вы человечище — да, но и сердце у Вас — зеркало! Как Вы ловко хватаете из жизни ее улыбки, грустные и добрые улыбки ее сурового лица!

О пьесе — не спрашивайте. Пока я ее не напишу до точки, ее все равно что нет. Мне очень хочется написать хорошо, хочется написать с радостью. Вам всем — Вашему театру — мало дано радости. Мне хочется солнышка пустить на сцену, веселого солнышка, русского эдакого, — не очень яркого, но любящего все, все обнимающего. Эх, кабы удалось!

Ну — встречайте праздники с праздником в хорошей Вашей душе!

Супруге — поклон низкий, и всем Вашим сродникам по крови и искусству — привет мой сердечный!

А. Пешков

Коли и артисты на елку соберут — ух! славно будет!

132

В. С. МИРОЛЮБОВУ

Конец декабря 1900 [начало января 1901], Н.-Новгород.

Петров выражает желание переработать начало рассказа, — надо прислать ему. Псевдони м — ни в каком случае изменять нельзя, об этом усиленно прошу. Это очень важно для меня, Петрову — безразлично. Для всех — тоже безразлично. Пускай кто хочет — смеется, потом я попытаюсь заставить задуматься над такой штукой, как Скиталец, — не Петров, а вообще скиталец. Руку жму, и больше некогда писать.

А. Пешков

133

А. Я. ШАБЛЕНКО

Конец 1900 — начало 1901.

Мне очень приятно сказать Вам, что прозой Вы можете писать лучше, чем стихами. Стихом Вы не владеете пока. Но в прозе Вы обнаружили и наблюдательность и много сердца. Много сердца — лучшее средство хорошо писать! Я очень рад, что я, рабочий, могу сказать Вам, рабочему, — пишите! Пишите кратко, просто, как Вы видели, как чувствовали. Пишите, как страдает наш брат, как трудно ему найти дорогу к свету, как он хочет счастья, радости, хорошей жизни