Три грустных тигра - Гильермо Инфанте Габрера

Мне вовсе не казалось забавным, что М-р. Кэмпбелл повсюду разгуливает с тростью. Выходя из «Тропиканы» в стельку пьяным, в вестибюле он выронил ее трижды, мешая всем вокруг. Как обычно, остался необычайно доволен тем, что его приняли за миллионера Кэмпбелла; сам вечно утверждает, будто они родня. Я смеялась не над «плейбоем международного размаха», а над лицемерным негодованием М-р. Кэмпбелла, когда его назвали «владельцем суповой империи».

Да, Рэймонд (пришлось и мне, в конце концов, так его называть) предложил поехать посмотреть tableaux vivants[15], но лишь после намеков М-р. Кэмпбелла, который, хоть и умалчивает об этом, купил дюжину порнографических романов во французской книжной лавке, включая одно критическое издание XIX века, напечатанное по-английски в Париже. Не я одна получила удовольствие от зрелища.

Трость он «встретил» не на улице, вышагивающей рядом с хозяином, подобно персонажу Гоголя, а прямо в кафе. Там было полно народу, и, уходя, М-р. Кэмпбелл заграбастал темную и узловатую, точь-в-точь как у него, трость с соседнего столика. Уже почти на улице мы услышали, как вдогонку нам бросился кто-то, издавая странные звуки: это и был хозяин трости, только тогда мы еще не знали, что он — истинный хозяин. М-р. Кэмпбелл хотел было отдать ее, но я воспротивилась. Я сказала, он купил ее на честно заработанные деньги, а тот факт, что нищий — умственно неполноценный, не дает ему права присваивать чужую собственность. Что правда, то правда, подтянулись люди (в основном завсегдатаи кафе) и начали переругиваться, но оставаясь исключительно на нашей стороне: нищий был немой. Думаю, полицейский (из тех, что должны охранять туристов) проходил мимо случайно. Он также принял нашу сторону, да так яро, что арестовал беднягу. Никто не предлагал собрать деньги в его пользу, и М-р. Кэмпбелл ничего ему не давал, да я бы и не позволила. В его рассказе я, как по мановению волшебной трости, превращаюсь в доброго ангела. На самом деле, несомненно, я больше всех настаивала, чтобы трость не возвращать. С другой стороны, не я напомнила взять ее со столика. (Весь эпизод описан м-р. Кэмпбеллом так, словно он итальянский киносценарист.)

Мой испанский далек от совершенства, но объясниться я могу.

Не было никакой мелодрамы. Ни линчевания, ни аплодисментов, ни сокрушенной мины нищего — мы и взглянуть на него не успели. И уж точно я не кричала при виде другой трости (до чего же жалок этот напыщенный курсив у М-р. Кэмпбелла: «другая трость», почему не «другая трость»?), я просто указала на нее, без истерики и ступора. Разумеется, весь ужас несправедливости сразу стал очевиден, но я подумала, что ошибку еще можно исправить. Мы поехали и нашли кафе и узнали у людей адрес участка, куда увезли попрошайку, обвиненного в краже: это оказалась та самая гнилозубая испанская крепость. Нищего там не было. Полицейский, под шуточки других полицейских, у дверей отпустил рыдающего вора, а в действительности единственного обворованного. Естественно, никто не знал, где его теперь искать.

Мы опоздали на паром, и пришлось лететь домой самолетом и увозить с собой обе трости.

РАССКАЗ О ТРОСТИ, ДОПОЛНЕННЫЙ НИЧЕГО СЕБЕ ИСПРАВЛЕНИЯМИ СЕНЬОРЫ КЭМПБЕЛЛ

РАССКАЗ

Мы зашли в порт Гаваны однажды в пятницу под вечер, и что за жаркий выдался вечер под низким покровом темных, тяжеловесных туч. Когда корабль вошел в бухту[16]узость канала погасила бриз, освежавший нас в течение плавания. Было свежо, и внезапно все изменилось. Вот так, просто. Писатель Хемингуэй, спесивец, назвал бы это вентилятором моря. Теперь нога болела, как тысяча чертей, и по трапу я спустился, испытывая сильную боль, но стараясь не подавать виду из уважения к гостям и гостеприимным хозяевам острова. (Или назвать их туземцами и первооткрывателями?) Сеньора Кэпмбелл шла за мной, болтая, жестикулируя, удивленно ахая без всякой передышки, и любую мелочь находила очаровательной: очаровательная голубая бухта, очаровательный старый город, очаровательная и живописная маленькая улочка перед очаровательной пристанью. А что я? Я в это время думал, что влажность воздуха достигает по меньшей мере девяноста, а то и девяноста пяти процентов, и был более чем уверен, что проклятая нога проболит все чертовы выходные. Демоническая идея была отправиться в отпускную поездку на этот огненный[17], мокрый остров, если не выжженный, то выцветший под солнцем. Дантов гАд. Проект сеньоры Кэмпбелл, разумеется. (Так и подмывает сказать «экзекуция сеньоры Кэмпбелл» и вышить у нее на платье, на спине, «Палач».) Я поставил ей на вид, как только различил купол грозовых туч, висящий над городом, словно меч Дамокла над моей ногой. Она страшно обиделась и сказала, что туристический агент поклялся, положа руку на постеризованное сердце[18], что на Кубе вечная весна. Всем большим пальцем ноги я чувствовал эту треклятую весну! Туристические агенты! Самое им место — в «Торговце Хорне» с Кэри и Ренальдо и чтоб они там подцепили болезнь Бут (в смысле, Эдвины Бут, женскую болезнь). Мы накрепко застряли в зараженном москитами, покрытом малярией, населенном тропическими лесами экваториальном поясе. Так я и сказал сеньоре Кэмпбелл, на что она, разумеется, ответствовала: «Медовый мой, это же Тропики!»

На пристани, как неотъемлемая деталь механизма высадки на берег, расположилось трио этих очаровательных аборигенов; они перебирали струны гитары, потрясали двумя большими гремучками как будто из тыквы, стучали в деревяшки и издавали кровожадные вопли, которые, должно быть, почитают за музыку. В качестве décor[19]для туземного оркестра кто-то возвел магазинчик на свежем воздухе, торгующий разнообразными плодами с туристического древа познания: кастаньетами, раскрашенными habanicos, овощными гремучками, музыкальными палочками, ожерельями из ракушек, четками из древесины и косточек, посредственными безделушками из рога серого вола и шляпами из жесткой, сухой, желтой соломы: Tutti frutti[20]. Сеньора Кэмпбелл купила по паре экземпляров каждой единицы товара и вся сияла. На-сла-жда-лась. Пребывала в экстазе. Я посоветовал ей отложить все эти покупки до последнего дня на этой земле. «Медовый мой, — отвечала она, — это же souvenirs[21]». Она не могла понять, что souvenirs, как предполагается, покупают лишь перед отъездом из страны. Слава богу, на таможенном посту все прошло быстро, что меня весьма удивило, должен признать. И офицеры были обходительны, даже приторны, если вы понимаете, о чем я.