Жена поэта - Виктория Токарева

Людмила шла домой с работы и вдруг увидела возле поликлиники голубую коляску, а в ней ангела. Вокруг ни души. Чей это ребенок? «Твой», – шепнул внутренний голос.

Емеля оказался в новом доме с новой матерью. Он не заметил разницы. Говорят, первые месяцы дети видят мир вверх ногами.

Людмила соблюдала жесткую конспирацию, как шпион.

Она вызвала из города Мелитополя свою племянницу Таню и сообщила соседям, что ребенок принадлежит Тане. Его привезли из Мелитополя лечить. В Мелитополе – какое лечение?

Соседи сочувствовали. Действительно, какая медицина в провинции?

Но шила в мешке не утаишь. Емеля начал температурить. Хватался за ушко. Где-то его просквозило.

Людмила испугалась и вызвала скорую. Машина приехала быстро, но начали с того, что потребовали документы ребенка.

Людмила медлила. Потом сказала, что куда-то положила, но не помнит куда. Людмила производила хорошее впечатление. Скорая забрала Емелю без документов.

В приемном покое опять пристали со свидетельством о рождении.

– Я дома оставила, – сказала Людмила.

– В течение трех дней просим предоставить документы на ребенка. Иначе мы сообщим в милицию, – предупредили Людмилу.

– При чем тут милиция? – удивилась Людмила.

– Извините, такой порядок. Не мы придумали.

Через три дня Емеля выздоровел. Температура упала, но зато явилась милиция и препроводила Людмилу с Емелей в 53-е отделение для установления личностей.

Туда же были приглашены Саша и Рита на опознание. Слово «опознание» к живым не применяется, а Емеля был живой, здоровый, холеный и ухоженный. И упакован в кружевной конверт, перевязан синей лентой, как подарок.

Рита смеялась и плакала одновременно. Начальник отделения полковник Суров налил ей воды из графина. Зубы Риты стучали о стакан. Саша был взволнован, но сдержан.

Людмила стояла в углу кабинета и смотрела в пол. Она боялась, что родители ребенка кинутся на нее и совершат самосуд. Задушат, например.

Но Рита не собиралась душить злодейку. Более того, хотелось сказать ей спасибо. Но какое «спасибо», когда секунды отделяли Риту от смерти? Если бы не Руденчиха, где бы сейчас Рита была?

Руденчиха вообще оказалась феей: подогнала Рите принца Сашу, не пустила на тот свет, села сверху для верности, чуть спину не сломала.

Все думают, что фея – юная, в локонах, с нимбом над головой, в прозрачных одеждах. А бывает фея – сто десять килограммов, волосы назад под гребенку, лицо грубое, как солдатский ботинок, юбка постоянно застревает не там, где надо (в народе это называется «закусило»). И ничего. Фея Руденчиха служит исправно, ни разу не ошиблась.

Саша снял с руки дорогущие швейцарские часы (подарок за спасенную жизнь) и протянул Сурову.

– Взятка? – смутился Суров.

– Жертвоприношение, – уточнил Саша.

Они ушли втроем: Саша, Рита и Емеля на Сашиных руках.

А Людмилу задержали. Против нее было возбуждено уголовное дело. Порядок такой.

Суд над Людмилой состоялся весной.

Рита не осталась в стороне. Она сочувствовала Людмиле, которой грозил большой срок. Подключила Илью Григорьевича, кого же еще?

Илья Григорьевич посодействовал. Он охотно содействовал, замаливая тем самым земные грехи.

Людмиле дали условный срок. Ее жизнь внешне оставалась той же самой: работа, дом. Единственное, ходила отмечаться в милицию и не нарушала закон. Она и раньше его не нарушала.

Емеля перебрался на родину, в соседний дом. Он снова не заметил перемены участи. Не обращал внимания на такие мелочи.

Рите стало казаться, что он никуда и не пропадал.

– Надо дать ему имя, – сказала Рита. – Давай придумаем.

– А зачем придумывать? Имя есть. Емельян. Чем плохо?

Емельян научился смеяться в голос, а также ползать на ладошках и на коленях. Двигался быстро, как таракан.

Рите не хотелось, чтобы Емеля рос и вырастал. Хотелось, чтобы время остановилось и он навсегда остался маленьким, таким, как сейчас. А она – молодой и счастливой. Такой, как сейчас.