Один - Михаил Кликин

Вот уж не думал, что однажды его увижу, да еще так близко.

– Брось камень, – сказал мне человек, вылезший из немецкой машины и направивший ствол немецкого пистолета мне в переносицу…

Думаю, понятно, почему я сразу же прозвал этого человека немцем. У него и во внешности было что-то арийское. И держался он словно какой-нибудь фашист из фильма про разведчика Штирлица – с холодным высокомерным достоинством.

Я разжал пальцы. Я видел, как из-за машины медленно поднимается Димка, и думал, что неминуемо получу пулю, если приятель мой решится пальнуть из своей тупорылой «Осы» в сторону вооруженного человека.

– Травмат на землю, – громко сказал «немец», не поворачиваясь и лишь немного качнув стволом в сторону Димки. Это был удобный момент для броска. Но я остался стоять на месте. Нарываться, наверное, не стоило – в черном «БМВ» могли быть еще люди.

– Сейчас я буду спрашивать, а вы отвечайте, – сказал «немец». – Хитрить не нужно… Кроме вас пятерых здесь кто-нибудь есть?

– Нет, – ответил я.

– А девчонка на дороге? Она шла от вас?

– Да.

– В вашей компании был кто-нибудь еще?

– Нет.

– Откуда едете?

– Из города.

– Куда?

– Никуда. Уехали от опасности. Остановились отдохнуть.

– Ваши имена?

Я, демонстративно покашляв и отсморкавшись, перечислил всех, на каждого показал пальцем.

«Немец», кажется, чуть расслабился и велел нам сойтись, не делая резких движений и прочих глупостей. Мы, переглядываясь, послушно встали на указанное место. Девчонки неуверенно подняли руки, хотя команды такой не было. Подержали немного и, устав, опустили. «Немец» тем временем, не выпуская нас из вида, осматривал наши автомобили. Спросил между делом, по мятой крыше «Мазды» похлопав:

– Машины обе на ходу?

– Да, – ответил я.

Он явно заметил какие-то следы на металле: кровь, ошметки, клочья волос. Поинтересовался:

– Убивали кого-нибудь?

– Да.

– Людей, – уточнил свой вопрос «немец».

Возникла небольшая заминка. И опять ответил я:

– Людей – нет. Только нелюдей.

Он хмыкнул, покивал понимающе. Опустил пистолет и, кажется, поставил его на предохранитель.

– Извините, если напугал.

– Нет, что вы, не стоит извинений, – буркнул Димка.

Бледный, на себя не похожий Минтай зашелся кашлем. Катя поддерживала его за руку.

– Болеете? – как бы между прочим спросил «немец».

– Не все, – быстро среагировал Димка.

– Отлежаться бы вам.

– Издеваешься?

Опять «немец» хмыкнул, опять покивал. Представился:

– Меня, кстати, Ромой зовут.

Если бы он назвался Фрицем или Гансом – я бы принял это как должное.

– Чем занимаешься, Рома? – с едва заметной издевкой в голосе поинтересовался Димка и, не спросив разрешения, сел на землю.

– Убегаю, – просто ответил тот, не обращая внимания на Димкину вольность. Кажется, теперь мы все могли расслабиться. Хотя за камень или «Осу» хвататься, наверное, не стоило.

– Ты нам расскажешь, что вообще происходит?

– А вы разве не видите?

– Это кино мы смотрим не с самого начала.

– Знать бы, где у этого кина начало, – хмыкнул «немец» Рома. И только он хотел что-то еще добавить, как в его машине кто-то закричал долго и жутко. Здоровенный «БМВ» закачался, мы услышали глухие шлепки, а через пару секунд дверь переднего пассажира распахнулась и на дорогу вывалился не перестающий кричать человек.

Женщина в мешковатой мужской одежде.

Девушка.

Таня.

– Черт, – с досадой проговорил наш новый знакомый. – Увидела все же.

Он глянул на меня и Димку, то ли испугавшись чего-то, то ли ожидая от нас каких-то неприятностей. И я заметил, как он сдвинул флажок предохранителя.

Растрепанная Таня, цепляясь за машину, поднялась на ноги и пошла к нам. Глаза у нее были совершенно безумные. Она размахивала руками и хрипела:

– Там… Там… Тела… Трупы…

Я посмотрел на Рому, вцепившегося в свой немецкий пистолет, подумал, что к черту такую жизнь, и решительно зашагал девушке навстречу. Но я не к ней направлялся – я прошел мимо нее и заглянул в машину. Увидел на заднем сиденье то, что так испугало Таню. Старик, женщина, ребенок – они были привязаны друг к другу и пристегнуты ремнями безопасности. В тусклом свете их можно было принять за людей. Только это были уже не люди. И во лбу каждого чернело небольшое аккуратное отверстие.

А под сползающими простынями и одеялами угадывались еще тела.

– Что там?! – крикнул мне Димка.

– Мертвые зомби, – ответил я, уже не боясь выстрела в спину. – Большие и маленькие. На любой вкус. Целая упакованная коллекция.

Я повернулся.

«Немец» Рома, съежившись, сидел на корточках и трясся. Я решил, что он хохочет, и удивился – ничего смешного я, вроде бы, не говорил.

А потом пистолет выпал из обвисшей руки Романа, и я понял, что он рыдает.

* * *

Мы не требовали объяснений, но наш новый знакомый, изливая душу, выложил всю свою историю, упомянув и такие подробности, которых я предпочел бы не слышать. История эта достойна отдельного развернутого повествования. Но я постараюсь изложить ее кратко.

Роману недавно исполнилось тридцать шесть лет. Он работал санитаром в морге и был, в общем-то, местом своим доволен – не всякий доктор получал столько, сколько получал он от родственников мертвых клиентов. К покойникам Роман относился спокойно – все же он трижды был студентом медицинского вуза. Жил Роман за городом, в маленьком и небогатом коттеджном поселке, выросшем на земле разорившегося совхоза. Семья у Романа была большая: жена, двое разнополых детей, теща, ее слабоумный сын от последнего брака и привезенные из родной деревни престарелые мать с отцом – обширный дом был разделен на несколько частей с отдельными входами, так что коммунальных войн пока удавалось избежать.

О людях, в считаные часы покрывающихся прочной коростой, Роман впервые услышал в последний день марта, в утренних новостях. А уже днем он увидел первого обратившегося – его, изрешеченного пулями, привезли на «уазике» хмурые вооруженные люди в форме. Лица у покойника, можно сказать, не было. Но Роман, изрядно поднаторевший в практической анатомии, и так увидел, что это тело урода, а не обычного человека. Невольно подслушав скупой разговор приехавших на «уазике» полицейских, Роман узнал, что таких вот страшил в городе поймано уже едва ли не три десятка. Только проку от этого ноль, поскольку вызовов все больше, оперативные службы с поступающими сигналами не справляются, и что вообще творится, никто понять не может.