Чернокнижник - Анастасия Андрианова

В этих снах непременно стоял густой запах фиалок и жжёных спичек. И хотя ничего такого уж страшного там не было, на Ричмольда накатывала беспросветная жуть, а тоска сдавливала горло стальными пальцами, мешая даже вскрикнуть. Он просыпался по нескольку раз за ночь, обливаясь ледяным потом, и долго не мог отдышаться, глядя в темноту.

Кажется, Алида замечала его ночные страдания, и днём время от времени он ловил на себе её сочувствующие взгляды.

«Нечего меня жалеть, – думал Рич. – Это просто сны. А холод… Холодно мне от того, что я где-то простыл. Но если попрошу купить плед, она решит, что я совсем больной и немощный».

Тиль вдруг залился заразительным хохотом, и Рич смерил его презрительным взглядом. Алида тоже смеялась, и Ричмольда кольнула обида. Весёлый, крепкий, непосредственный Тиль резко контрастировал с ним самим, так что Рич понимал, что любое сравнение будет не в его пользу.

– Рич, тебе плохо? – спросила Алида, вдруг перестав смеяться.

Он пожал плечами.

– С чего ты взяла?

– На тебе лица нет…

– Да он всегда бледный, как жаба! – встрял Тиль. – Ты что, разве раньше не замечала?

Рич ощерился и подышал на замёрзшие руки. По телу пробежала дрожь. Алида это заметила и вскочила с места.

– Рич, – сказала она, присаживаясь рядом. – Что с тобой? Я же вижу, что-то не так. Ты заболел?

Она потрогала его лоб и изумлённо ахнула.

– Совсем ледяной! Что же ты молчишь? Давай заварю согревающего чаю. С шалфеем или с чабрецом?

– С гвоздикой, – сдался Рич. Он улыбнулся уголком рта, заметив, как у Тиля вытянулось лицо.

Алида сразу засуетилась, подхватила свой маленький чайничек и, тряхнув растрепавшейся косой, помчалась вниз, за водой.

– Как тебе это удаётся? – с досадой в голосе проговорил Тиль.

– Что именно? – холодно уточнил Рич.

– Ну вот, делать так, чтобы она тотчас бросалась выполнять любую твою прихоть. Это потому, что у тебя ноги не работают? Обычная женская жалость, да?

Ричмольд промолчал.

– Может, мне на себя шкаф уронить? Тогда и мне чуток внимания достанется. Почему жалеют только калек?

– Подумать только, ему мало внимания, – буркнул Рич. – Ходишь за ней, как пёс за хозяином. Косточку выпрашиваешь?

– Что ты сказал? – взвился Тиль. – Я-то пёс?! Да это ты вечно сидишь с глазами голодного щенка! Чего ты ухмыляешься? Утри свою рожу, смотреть противно!

Новая волна ледяной дрожи прокатилась по телу, и Рич едва не вскрикнул. Он вдруг почувствовал холод в обычно бесчувственных ногах. Астроном непонимающе уставился в окно. Из-за дождя было темнее, чем обычно, но ещё далеко не ночь… Тогда отчего же?

Тоска в груди постепенно сменилась окрыляющим чувством уверенности. Он ухмыльнулся шире и, с вызовом глядя на Тиля, поднялся на ноги.

– Эй, эй, ты чего? Ещё день, что ты творишь? Так ты что, всё время притворялся?!

Рич презрительно оттолкнул кресло, этот убогий трон с неуклюжими колёсами, и схватил фермерского сынка за грудки, презрительно глядя на него сверху вниз.

Тиль извивался, как угорь, но Чернокнижник с силой ударил его спиной о стену. Тарелки в серванте жалобно зазвенели.

– Да успокойся ты! Что я тебе сделал? Пусти!

Слепое, безжалостное отвращение заполнило собой всё. Как он вырывался, пищал, молил о пощаде… Чернокнижник медленно обвил пальцы вокруг горячей шеи деревенщины и слегка сдавил. Под кожей трепыхался чужой пульс, билась вся жизнь нахального юнца. Сожми руку – и он навсегда замолкнет. Не будет больше издеваться над ним, когда он слаб. Не будет смотреть на Алиду так, будто она обычная дочка мельника или рыбака, сосватанная ему ещё в детстве. Не будет таскаться за ними и задавать глупые, обывательские вопросы.

– Рич, ты с ума сошёл?! Что тут происходит? А ну отпусти его!

Алида с грохотом водрузила дымящийся чайник на стол и бросилась к ним. Чернокнижник смутно, словно сквозь полусон, почувствовал, как её тонкие ручки вцепились ему в плечо, пытаясь оторвать его от Тиля. Деревенский болван уже хрипел, вырываясь всё слабее. Ещё немного, и с ним будет покончено.

Алида укусила его за руку, и Чернокнижник, вскрикнув, разжал пальцы. Тиль сполз по стене, хватаясь пальцами за горло и со свистом втягивая в себя воздух.

– Пошла прочь! – взорвался Чернокнижник и наотмашь ударил Алиду по лицу. Она отлетела, как брошенная кукла, и упала на ковёр.

– Скотина, – прорычал Тиль и, схватив со стола металлический подсвечник, ударил его по колену. – Что ты за тварь такая? Убирайся, пока я не позвал поселковых дозорных!

Чернокнижник зашипел от боли. Перед глазами заплясали искры, но разум слегка прояснился. Он едва не убил Тиля, и ничуть об этом не жалел. Но вот Алида… Она так и лежала на ковре лицом вниз, и её узкие плечи тряслись от рыданий. Где-то глубоко внутри его обжёг огонь стыда, но Чернокнижник постарался заглушить это чувство.

Сейчас важно другое. Он больше не жалкий, прикованный к креслу юнец. Он сильный, могущественный, и его ждут. В голове тихо шелестели самые разные голоса, и все они звали его. В груди тянуло, но не так, как раньше, – сильнее, тревожнее, и кровь бежала по венам быстрее, разгоняя застоявшийся могильный холод. Он чувствовал себя куда более живым, чем несколько минут назад.

Надо идти скорее, пока он снова не стал жалким и беспомощным. У него есть неотложные дела, и неутолимая жажда гонит его вперёд – дальше от этих смертных, дальше от обуз, приковывающих его к прошлой, несовершенной и мерзкой оболочке.

И хорошо, что не придётся дожидаться первой звезды, – он надеялся, что это глупое ограничение на него больше не подействует. И зачем нелюдь придумал это нелепое правило? Чтобы сдержать его силу, ясно зачем! Он тоже его боится.

И правильно делает.

Он схватил свою сумку, быстро, почти бегом, спустился по лестнице и вышел наружу, не обращая внимания на удивлённые оклики толстой хозяйки, а затем, не сбавляя шаг, двинулся к лесу за деревней. Дождь хлестал по лицу, ветер надрывно выл, хватаясь за полы одежды, как бешеный пёс, но это было так приятно, так горячо обдавало трепетом жизни, что прятаться от непогоды совсем не хотелось.

Он позволял дождю омывать его лицо, насквозь мочить одежду, забираться под воротник и стекать струями по спине, хлюпать в ботинках, а ветру – трепать волосы, грызть кожу холодом, рвать плащ и хвататься невидимыми руками за тело, мешая идти. И это было в сотню, в тысячу раз лучше, чем мёрзнуть в духоте, разделяя деревянную конуру с фермерским сопляком и глупой девчонкой. Они – мелочные, недалёкие, совсем неподходящая компания для него. Без них он добьётся куда большего, почувствует, наконец, свободу, как корабль, снятый с якоря.

Теперь надо идти, идти не останавливаясь, пока есть силы, пока его тянет вперёд. Идти на север, туда, где топкие болота, где Мёртвые Леса, где сила бьёт из земли, готовая напитать его, напоить, приютить. Он возвращается домой, возвращается туда, где его ждут, идёт на зов, который так долго отгонял от себя.