Боюсь тебя любить - Мария Николаевна Высоцкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На самом деле мне нужно сказать тебе кое-что важное.
– Что?
– После Нового года я улетаю.
– Надолго?
– Не знаю, надолго ли…
– Куда?
Он словно пытается запомнить каждую деталь. Сидит неподвижно.
Меня начинает потряхивать. Я уже знаю ответ и то, что он не смотрит мне в глаза…
Тру щеки, пытаюсь успокоиться, но процесс уже запущен. Я взрываюсь, ору как ненормальная.
– В горячую точку? Скажи. Я знаю, скажи мне правду!
Ваня только кивает.
– Это самоубийство!
– Это моя работа.
– Работа? А твой Женька? Он тоже летит?
– У него ребенок скоро родится…
– Правда? А ты, видимо, хочешь лишить и меня, и себя этой радости.
– С чего это?
– Потому что тебя убьют.
– Тат…
– Что «Тат»? Боже, я замуж за тебя хотела. Я ребенка от тебя хотела… а ты...
– Все будет. Но мне необходим этот опыт для продвижения по слу…
– Опыт? Какой опыт? Могила и похоронный марш? – вскакиваю с кровати. – Я видеть тебя не хочу. Работу твою ненавижу. Слышишь? Убирайся, пошел вон! Воин. Кому нужна твоя преданность? Предатель. Ты меня бросаешь. Ненавижу тебя, ненавижу.
Я мучилась пол-утра. Не знала, куда себя деть, а он… вот так просто готов отказаться от всего, что у нас есть. Рискнуть жизнью. Рискнуть всем.
Ненавижу его. Боже, как я его ненавижу. И как сильно я его люблю…
Убегаю в ванную. Плачу. Нет, вою там в свои ладони, с какой-то долей мазохизма рассматривая свое красное лицо в зеркале.
Вздрагиваю, когда хлопает входная дверь. Едва остывшие слезы новым потоком прыскают из глаз, и я медленно оседаю на пол.
Он ушел. Теперь он еще и ушел.
Все дни до Нового года я нахожусь в шоковом состоянии. Только лежу на кровати и иногда пью воду из стоящей рядом бутылки.
Мы не созванивались ни разу. Никто не посмел сделать этот первый и такой обоюдно ожидаемый звонок.
Утром четвертого января меня приводит в чувство громкий голос Агаты. Она отпирает дверь своим ключом и вваливается в мою спальню без спроса.
Открывает шторы, впуская в комнату свет.
– Он сегодня улетает.
– И пусть, – бормочу в подушку, – пусть улетает. Он сделал свой выбор.
Боже, я настолько замкнулась в себе, что забыла – сегодня Ваня улетает!
– Что ты вообще городишь? Ему нужна твоя поддержка, а все, что ты можешь, это лежать и жалеть себя!
– Нет.
– Да, – Агата не повышает голос, но давит на меня одним взглядом. – Умойся, надень чистую одежду, и поехали.
– Я никуда не поеду. Ясно? Он сделал свой выбор.
– Дура! Какая же ты беспросветная дура.
Тетушка так громко хлопает дверью в спальне, что у меня начинает болеть голова. Виски сдавливает, а к горлу подступает тошнота.
Сползаю с кровати, быстро переодеваясь в спортивный костюм. Бегом миную лестничные пролеты, полностью игнорируя лифт. Во дворе трясущимися пальцами снимаю машину с сигнализации и срываюсь с места, вдавливая педаль в пол.
Он уезжает в шестнадцать ноль-ноль. Ровно до этой цифры я гипнотизирую часы в своей машине, стоя у подъезда Токмана.
Со слезами на глазах наблюдаю, как Ванька садится в подъехавшее авто, и скулю в собственные ладони.
Что я наделала? Снова!
Так и не смогла к нему подойти. Дура.
Барабаню по рулю, вымещая злость на ни в чем не виновной кожаной оплетке.
В моей голове все еще не укладывается весь этот ужас. Зачем? Зачем он это сделал? Такой глупый, ужасный шаг. Если его убьют? А я… я даже не соизволила попрощаться…
50
Тата.
Такое огромное количество долгих, тянущихся друг за другом дней. Большая стрелка настенных часов смещается вправо, отмеряя очередную минуту.
С того момента, как Ваня улетел, прошло чуть больше трех месяцев.
Я сотни раз хотела с ним связаться, но, во-первых, он не оставил ни единого способа это сделать, а во-вторых, страх, что оттолкнет, раз за разом всегда брал надо мной верх. Так было всегда. Кажется, я до сих пор осталась маленькой девочкой, которая до дрожи в коленках боится безразличия.
Этот образовавшийся холод режет на куски острым лезвием.
Я так перед ним виновата. Боже!
Размешиваю сахар в чае, сидя на кухне своей пустой квартиры. Я ее продаю. Два месяца в проекте не прошли даром. За мое лицо теперь очень и очень хорошо платят.
Я выбыла оттуда по итогу голосования раньше запланированного времени, но гонорар был такой, словно я останусь там жить еще на полгода.
– Хватит хандрить.
– Хватит, – повторяю за Сонькой, продолжая крутить ложку по часовой стрелке.
– Кстати, один из способов узнать, как он, съездить к его бабушке…
– Я ездила. Она меня даже на порог не пустила. Отношения у нас швах.
– Ну, знаешь ли, иногда стоит переступить через себя. Если для тебя действительно важно …все, что тебе от нее нужно, это узнать способ связи и просто понять, что с ним все хорошо.
– Она сказала, что он уехал туда из-за меня. И если что-то случится, то виновата буду тоже я… Почему за все это время он ни разу, ни разу не дал о себе знать?
– Ну, вполне закономерно. Ты его выгнала, потом не приехала попрощаться… и сейчас сидишь тут и жуешь сопли.
Во всем она права. Сонька не знает, что я все-таки ездила ко времени отправления. Ездила, но струсила выйти из машины…
– Я знаю. Знаю, Соня! Просто… я так хочу с ним связаться, а его бабка встала в позу. Ничем она мне не поможет. А что, если его…
Перехожу на шепот.
– Об этом тебе сразу сообщат, думаю, – Соня смотрит на свой остывший чай и меняет тему: – Блин, я даже не верю, зал на пять тысяч человек, – улыбается, – твое первое большое шоу. Я буду орать песни громче всех.
– Лучше бы его не было, этого шоу…
* * *
Нервы. Колоссальный стресс для организма. Все спланировано, идеально организовано, но, несмотря на это, меня бросает то в жар, то в холод.
Щеки горят, кажется, даже слой тонального крема не спасает. Я все равно словно покрыта пунцовыми пятнами.
– Тата, наверх посмотри, нужно нижнее веко