Ошибка Марии Стюарт - Маргарет Джордж

Он говорил правду. Католическую церковь в Шотландии погубила не алчность короля, как это произошло в Англии, а жадность и неразборчивость ее собственных лидеров. Кардинал Битон и этот аббат Келсо…

– Я нанес удар ради честности и справедливости, Ваше Величество! – крикнул Керр. – Справедливость вместо лицемерия, бесчестия и жестокости! И я готов умереть за это! Моя смерть будет не напрасной.

– Вы говорите правду, – сказала Мария. – Поэтому вы не умрете.

Она услышала, как Мейтленд и лорд Джеймс фыркнули от отвращения.

После полудня Мария сделала перерыв, чтобы пообедать. Перед этим к ней вывели десятерых заключенных, и она выслушала их оправдания. К смерти не приговорили никого.

Лорд Джеймс и Мейтленд были так недовольны, что удалились в свои комнаты и отказались поесть вместе с ней, хотя, если бы она приказала им это сделать, они бы подчинились.

«Как я могу приговорить к смерти человека, который защищает свою совесть? – думала Мария. – Керр оказался прав в том, что он сказал насчет аббата. Но он ошибся, когда решился вершить правосудие сам. Ему было трудно удержаться. Бог судит неспешно, если мы оставляем все на Его усмотрение, как нас учат делать».

Она придвинула тарелку с жареной куропаткой и капустой. У нее не было аппетита с тех пор, как пришли вести из Приграничья.

В дверь постучали.

– Войдите, – сказала она.

Вошел высокий мужчина, такой дородный, что тепло собственного тела согревало его и он не нуждался в плащах или накидках.

– Я один из людей Босуэлла, и у меня есть радостная новость, – объявил он. – Граф жив!

– Что? – Мария встала, не замечая собственной дрожи.

– Граф жив! Мы везли его на телеге, он был весь в крови и холодный… такой холодный, что кровь из его ран перестала течь, и казалось, он уже не дышит. Но прежде чем мы достигли замка Эрмитаж, он пошевелился. Его раны оказались не смертельными, – он вскинул руки. – А сегодня он открыл глаза и осведомился, сообщили ли Вашему Величеству о его смерти. Когда мы ответили утвердительно, он приказал мне немедленно отправиться к вам и сказать, что он жив. Казалось, его больше ничего не волнует – по крайней мере сейчас.

– Он жив? – должно быть, ей почудилось.

– Жив и выздоравливает с каждым часом.

– Он… в здравом уме?

Мужчина рассмеялся:

– О да. Он шутил насчет Джока и радовался, что тому не удалось уйти. Еще он сказал кое-что о скромном кинжале. Дескать, когда меч и пистолет подводят тебя, хорошо за поясом иметь кинжал.

– Тогда пусть он пока лежит и поправляется. Мы посетим его после окончания суда.

В течение девяти дней Мария оставалась в Джедбурге и вершила правосудие. Она ежедневно получала отчеты о выздоровлении Босуэлла. Он держит руку на перевязи. Он плотно ест три раза в день. Он вышел во двор замка Эрмитаж и поговорил со своими людьми. Он отдал распоряжения насчет следующих рейдов.

Наконец все злодеи предстали перед ее судом, и она не приговорила к смерти ни одного из них. Лорд Джеймс и Мейтленд были явно озабочены ее решениями и продолжали настаивать, что насилие можно искоренить только насилием.

– Степной пожар останавливают встречным огнем, – сказал Мейтленд. – Эти люди не понимают ничего иного. Ваше милосердие неуместно.

– Вы сами не замедлили воспользоваться им, – указала Мария. – Почему при дворе должны существовать другие правила?

– Есть разница между политическими разногласиями и обычным грабежом или убийством, – произнес лорд Джеймс.

– Убийство Риччио было более кровавым, чем убийство аббата Келсо. Я не вижу разницы, хотя рукоять королевского кинжала украшают самоцветы, – ей не хотелось продолжать этот разговор. – Я разрешаю вам уехать завтра утром, а сама отправлюсь в замок Эрмитаж. Мне нужно многое обсудить с лордом Босуэллом, если силы вернулись к нему.

– Он почти в тридцати милях отсюда, – заметил лорд Джеймс. – Вам придется выехать рано утром, – он снова вопросительно изогнул бровь. – Вы собираетесь преодолеть шестьдесят миль за один день?

– Почему бы и нет?

– Даже во время вашего бегства в Данбар, которым все восхищались, вы проскакали лишь двадцать пять миль. А теперь шестьдесят миль, и лишь для того, чтобы поприветствовать больного!

– Я не собираюсь нянчиться с ним. Мне нужно выслушать его рапорт и отдать распоряжения.

– Разумеется, – сказал лорд Джеймс. – Тогда, с вашего позволения, мы будем сопровождать вас.

Рассвет был ясным и немного морозным. Они оседлали лошадей, когда солнце показалось над верхушками деревьев, быстро сбрасывавших листву.

Марии не терпелось поскорее отправиться в путь. Она заставила лошадь повернуться вокруг и сказала:

– Мы выезжаем. Проводник поведет нас по самому короткому маршруту.

Они галопом проскакали по главной улице города и мимо руин другого аббатства туда, где начинались сжатые поля. Снопы соломы поблескивали от инея, словно призрачные стражи, и стерня казалась серебряной. Вдоль полей тянулись фруктовые сады, обобранные почти полностью. Можно даже было видеть лестницы, прислоненные к деревьям, и корзины, расставленные на земле.

Но дальше аккуратные поля и сады сменились зарослями, а потом широкими грядами серовато-коричневых холмов с нитками ручьев, ниспадавших каскадами между крутых мшистых берегов. Редкие белые бабочки танцевали над алыми и коричневыми зарослями вереска и рогоза, и соколы парили в огромном небе, но земля казалась пустой и заброшенной Богом.

– Болото! – крикнул проводник, указывая на большой участок густой травы и камыша, который выглядел так же обманчиво, как и все вокруг. Они проехали стороной.

Солнце уже находилось почти в зените, и стало довольно тепло. Они скакали уже шесть часов.

– Там! – крикнул он и указал на серую массу, выраставшую на подъеме в двух-трех милях впереди.

Даже на таком расстоянии крепость казалась огромной, и по мере приближения она становилась все больше, как портал древнего города. Серые стены росли до тех пор, пока не загородили небо и не затмили солнце.

Всадники приблизились к настилу из досок, который действовал как подвесной мост, перекинутый через ров, но дозорные увидели их приближение, как только они показались на вершине холма. Решетка ворот была поднята, и часовой побежал с докладом к своему господину.

– Пойдемте, он лежит здесь, – сказал один из солдат, проводивший их через сырые помещения, где Мария слышала звук падающих капель, в сводчатый зал с пещерообразным камином, где потрескивающий огонь немного разгонял сумрак и сырость. Дым наполнял помещение, но запах был приятным.

Босуэлл спал под горой мехов и шерстяных одеял; мальчик-слуга сидел на табурете возле его кровати. Когда Мария подошла к нему, ее охватила такая тревога, что руки и ноги как будто заледенели. Но почему? Она знала, что он жив. Она увидела его рыжеватые волосы, а потом и округлое лицо с закрытыми глазами. Вместо обычного загара оно имело бледный оттенок грушевой мякоти. Ее сердце болезненно сжалось – он походил на труп.