Идеальность - Александр Александрович Матюхин

легкости, когда избавилась от автомобиля. Будто закрыла книгу, прочитав заветное слово «КОНЕЦ».

А Денис был другой книгой. Куда более интересной и сложной. Но ее Ната тоже, получается, дочитала.

Сигаретный дым въедался в глаза. Ната все же вышла из ванной, бесшумно проскользнула в спальню, забралась в кресло с ногами и вскоре там и уснула.

Проснувшись в три часа ночи, она не сразу смогла понять, где находится. В голове плавали обрывки какого-то нелепого сна. В этом сне Денис лежал мертвый на кровати, а Ната почему-то лежала рядом и радовалась его смерти, как ребенок радуется возможности вырваться наконец гулять после долгих и нудных уроков.

Затекла шея, в левой икре что-то болезненно пульсировало. Ната продолжала сидеть в кресле, пока сон окончательно не выветрился из головы, уступив место ясным и четким мыслям. Она все вспомнила: телефон, маршруты, измена. И тут же, в бархатном полумраке ночи, приняла решение: Денису придется умереть. Рано или поздно.

Глава пятнадцатая

Родная старая квартира встретила тишиной.

Папа купил ее десять лет назад. Вернее, мама уговорила его купить средней дочери хоть что-то, куда можно вернуться после психоневрологического диспансера. Однушка на юге, с окнами во двор – это все, что ждало Леру после смерти дочери, нервного срыва и долгого болезненного лечения. Впрочем, у многих людей и такого нет.

Она зажгла свет в коридоре, засуетилась, раздеваясь. Швырнула куртку в корзину для белья в ванной, сразу же направилась на кухню. Ужасно хотелось кофе.

Промокла насквозь. Вода затекла за шиворот, ледяные капли скопились между лопаток и добрались до поясницы. Раздеться бы догола и бегом под горячий душ.

Включила чайник, прошла в комнату. Почему-то ожидала увидеть кого-нибудь – Пашку, Толика, кого-то еще. На секунду нервно вздрогнула, ловя взглядом тени от штор. Но никого здесь не было. Кровать не заправлена, как и всегда, напоминая о ночи с Толиком, а в целом не изменилось ничего.

Лера положила на стол розовый ноутбук, вытряхнула из пакета папки, которые прихватила из дома Бельгоцкой, и только после этого отправилась под душ.

Разделась, потянулась к крану и вдруг замерла: на одной из пластмассовых полок стоял детский шампунь «без слез», желтенький, с изображением утенка, плещущегося в ванне.

Откуда он здесь взялся?

Прошлое впилось коготками в горло. Лера вспомнила, какие у Насти были мягкие тонкие волосики, так и не успевшие как следует отрасти. Сколько раз пользовались этим шампунем? Три? Четыре? Всего-то несколько капель на крохотную головку, осторожно растереть, чтобы не надавить на мягкий родничок, затем смыть теплой водой.

«Я пропускаю работу, – вдруг подумала Лера. – Пашка пропал. Ната хочет меня убить. Бельгоцкая лежит мертвая в ванне со льдом. Настя, моя милая Настя, тоже мертва, и я до сих пор не помню, что случилось на следующий день после ее похорон. Никто не расскажет, ответы только в моей голове».

Она огляделась и на стиральной машинке увидела две игрушки – старую одноглазую куклу, с которой сама играла в детстве, и резинового пса – зубогрызку. Его купила мама, когда Насте исполнилось три месяца, привезла лично, вместе с кипой других подарков.

Пальцы сами собой поползли по лицу и впились в пульсирующие виски. Лера выпрыгнула из ванной в коридор, осмотрелась, пытаясь поймать детали, которые могла упустить до этого. На вешалке болтался крохотный розовый комбинезон. Настин. Около обувницы – резиновые сапожки, на вырост, их тоже купила мама. После Настиной смерти Лера собрала все вещи дочери и отвезла на дачу. Выбросить не хватило сил.

Она потянулась к телефону и пошла в комнату. Знала, где смотреть, потому что знала все места Насти в этой квартире.

Один гудок, второй.

– Да, солнышко? – у мамы уставший голос, она в это время лежит на кровати и смотрит телевизор, пытаясь задремать.

– Мам, ты сегодня ко мне не приезжала?

– Доченька, я неделю уже из дома не выползаю. У меня цветы сгниют все скоро на заднем дворе…

– Мам, я серьезно. Никакие вещи никто мне не передавал? Может, Ната или Вика привозили?

– Какие вещи, солнышко? Я твоих сестер с похорон не видела. Кто ж маму просто так навестит, вспомнит…

Лера промолчала, сосредоточенно роясь в книжном шкафу и вытаскивая на свет детские книжки: «Моя первая азбука», «Тренируем пальчики», «От 0 до 6 месяцев: лучшие игры для малышей» и тому подобное. Пыльные, местами пожелтевшие и отсыревшие. С того света. Прямиком из могилы.

– Что случилось-то? – жалобно спросила мама. – У тебя снова… эти приступы?

– Ты до сих пор не выбросила вещи Насти?

– Вещи?.. – голос мамы стал еще жалобнее. – Как я могла? Это же внучка моя единственная… Приходит ко мне… Смотрит… Этот ее взгляд… Лежит ведь где-то, да? Никто не знает где. Как бы вспомнить, похоронить по-человечески…

Лера оборвала связь, в два прыжка оказалась у шкафа, распахнула дверцы. На нее что-то посыпалось. Старое, влажное, мягкое. Настины игрушки, все, что когда-то привезли в роддом. Плюшевый медведь, заяц, принцессы, драконы, тигр, большой желтый лев, потрепанный пони.

Лера закричала. Игрушки сыпались на нее, сыпались, и этому не было конца. Она шагнула назад, запнулась, упала, взмахнув руками. Удушливый запах сырости и дождя забился в ноздри, в горло.

– Мама! – отчетливо сказал детский голосок.

Какая-то игрушка. Или Настя.

– Мама!

Лера смотрела на потолок, а с потолка на нее смотрела фотография Насти, кем-то туда приклеенная. Голубые глаза, круглое личико, красивая улыбка, первые зубки.

Где она сейчас? Куда спряталась?

Настя умерла у Леры на руках, в пять часов утра.

В загородном доме было очень холодно, никто не включал отопление, а огонь в камине давно погас. Мама дремала на первом этаже, иногда поднимаясь и предлагая помощь. Лера отказывалась, она чувствовала, что смерть уже на пороге, не хотела пропустить момент, когда настанет время прощаться с дочерью.

В голове, забитой таблетками и алкоголем, в вязком тумане крутились разные мысли. Лера будто разговаривала сама с собой (в то время это был единственный способ сохранять какой-никакой разум).

Она говорила: Смерти не бывает. Есть переход из одного состояния в другое. Мы не расстаемся навсегда, моя радость. Увидимся еще.

Говорила: Я не дам нам быть далеко друг от друга, слышишь?

Говорила: У меня нет никого на свете, кто был бы ближе. Это так невыносимо. Чудовищно. Я не могу отпустить тебя, слышишь?

Настя не слышала. В предрассветной серости она вздрогнула всем телом, напряглась и тут же расслабилась. Лера поняла – все кончено. Она смотрела на крохотное личико и закрытые глазки, дотронулась до носа и до