Отторжение - Инна Тронина

А пупок до сих пор гноится. Приходится всё время мазать его йодом. Гай дал мне пластиковые пипетки с пенициллином, и всё моментально прошло. Но после выполнения задания эту треклятую серьгу обязательно вытащу и заброшу подальше.

29 сентября. Дайана, на мою беду, имеет смуглую кожу. Мне приходится добавлять пигментации в солярии «Кетлер». Заодно я качаюсь на тренажёрах. Сегодня мы с Гаем не занимаемся. Я просто делаю гимнастику и плаваю в бассейне.

Завтра со мной ещё немного поработают. Например, насажают на руки следы от уколов, чтобы сошла за наркоманку. Дайана просвещает меня относительно сленга и привычек «торчков». Похоже, ей совершенно всё равно, что в результате этой операции пострадает родной человек — Эдик Косарев.

Да что Эдик, которого она не знает! Этой «тёлке» до фонаря, что в цыганском районе Одессы «Палермо» погиб её бой-френд Макс Хохлов. Само собой, он был наркоманом и отцом двух из троих не родившихся детей. Макс просил у цыганских подростков «дозу» в долг. Те не соглашались. Завязалась драка, и Хохлова зарезали.

Район «Палермо» живёт с наркоты и жестоко охраняет свои права, безупречно соблюдает не писаные законы…

Да, ещё новости! Как сказал Гай, мне придётся попробовать «коку» и солутан. Я должна представлять, что это такое. Естественно, ребёнка кормить после этого нельзя — даже утром и вечером. Но что делать? Ещё шесть дней — и моя крошка лишится материнского молока надолго, если не навсегда…

30 сентября. Совершенно неожиданно, ещё до того, как я успела наширяться, приехал Озирский. Он толкнул меня в машину и повёз на другой объект, где была парашютная вышка. Мы с ним прыгнули по три раза. Андрей заметил, что на Дальнем Востоке мне вряд ли пригодятся эти навыки, но проверить себя на боязнь высоты не помешает.

Оказалось, что высоты я не боюсь, головокружениями не страдаю, и решительности мне не занимать. Когда мы прыгали, я привыкала к новым ощущениям, в том числе и к чувству свободного падения.

Сначала светило солнце, но потом внезапно налетели тучи. Хлынул ливень, и вокруг вышки немедленно зачавкало болото. Мы прыгнули в джип и поехали обратно, к Гаю. По дороге Андрей, расстегнув свои «комиссарскую» кожанку, учил меня выводить наркоту из организма.

— Сначала — в сауне пропотеть нужно. Потом — в бассейне поплавать. А перед этим — выпить много воды, побегать, поприседать…

Озирский был вежлив и предупредителен. Подал мне руку, когда выходили из джипа, помог снять куртку, открыл дверь. Раньше если он и делал это, то, похоже, с ленцой, нехотя. Теперь прямо рвётся ухаживать — должно быть, чувствует вину. Но отменить распоряжение не может, даже если хочет.

Странно, но о полковнике Ронине я больше от него не слышала ни слова. Вряд ли наш шеф отступился от намеченного. Скорее всего, придумал другой способ. Остановил, например, выбор на Брагине. Или послушался меня, хоть и не признаётся в этом. Надо всё-таки Ронина прощупать как следует. Может, он и не подлец, а просто служака?

Озирский ведь тоже — как зациклится на каком-то деле, кучу народу убить и покалечить может. Лишь бы главное получилось. Почему-то мне кажется, что Озирский и Ронин могли бы даже подружиться при случае. А что? У них много общего. Тренированные, рисковые, умные мужики. Конечно, шеф плевать хотел на моё мнение, особенно по этому вопросу. Но думать мне никто не запретит.

Вечером вспоминала, как прыгала с парашютом. Вернее, как стояла перед этим на площадке вышки и тонко повизгивала от восторга. Ржавый, полуоблетевший лес внизу — берёзки, осинки, кустики. Почти невидимые тропинки. Серые, горбатые спинки шоссе. Убранные унылые поля. А за ними — Москва. Родная, несмотря ни на что, и любимая. Ой, как мало осталось мне видеть столицу, Звенигородку, мой дом! Мой «Белый Дом»…

2 октября, воскресенье. Последнее наше занятие. Гай дождался, пока я переоденусь в непромокаемый жёлто-синий костюм. В нём я обычно тренировалась на воде — в бассейне, под дождём. Однажды пришлось переплыть местную речку — не знаю, как называется, но очень холодная. Хотя чего я ждала, осенью-то?

Сегодня я хотела поплавать и понырять. Сперва — в бикини, после — в этом костюме. Но в последний момент меня вдруг затрясло, и я сразу влезла в костюм. Гимнастикой и аэробикой я занималась в трико примерно такого же раскраса. Прохор Прохорович обожает символы. Например, у него на белом пыльнике сзади — красный круг, как на японском флаге. А для меня он нарочно заказал «жовто-блакитный»* костюм.

Неожиданно Гай заявил, что я должна научиться ловить рыбу. Оказывается, покойный отец Дайаны был заядлым удильщиком, и брал с собой дочку. Косарева, когда вспоминала об этом, плакала. И я подумала — не такие мы с ней и разные. Обе ещё до двадцати лет остались круглыми сиротами. Действительно, надо думать о том, что нас соединяет.

До двух часов дня я прилежно изучала телескопическую удочку и правила обращения с надувной лодкой «Вейвмастер-180». Дайана обожает эту удочку. Что ж, ей виднее. Безынерционная катушка, высокоскоростная передача «с трещоткой», дальний заброс — всё это, наверное, очень важно для фаната рыбной ловли. С помощью Прохора Прохоровича я всё усвоила. Палатку ставить умела и раньше — мы с папой частенько выбирались на природу. Бывало, прихватывали и маму. Но чаще из-за младших она не могла ехать.

Я спросила Гая, когда же кончится обучение. Кроме того, что будут делать с Дайаной. Неужели так и позволят колоться и нюхать? Гай ответил, что Косареву попробуют избавить от наркотической зависимости по метадоновой программе. То есть постепенно переведут на метадон — слабый наркотик. На него переключаются даже с героина и ЛСД. Дайана всю эту пакость перепробовала, и теперь придётся попотеть.

Девчонке придётся подолгу находиться в сауне, проводить разную другую терапию. А жить придётся на объекте, так как для лечения необходим свежий воздух. Пусть болтается тут всю зиму — не жалко. Когда я уеду, Дайану покажут наркологу — он тоже из ФСК.

Я поймала себя на мысли, что искренне желаю девчонке поправиться. Правда, светлое и радостное чувство вскоре улетучилось, когда Гай предложил мне поближе познакомиться с героином и ЛСД. Разумеется, в малых дозах — чтобы иметь представление об их действии. Отку я уже не кормлю. Ей натащили разного детского питания — «Бону», «Туттели», «Симилак», «Новолакт».

После приёма наркотика я ощутила себя чем-то вроде бокала с шампанским, в котором лопаются пузырьки. Они отрывались от стенок и дна бокала, играли, переливались. Я долго хохотала, а потом уснула. И в забытьи услышала, как работает мой организм.

Желудок усиленно переваривал пищу, и мне вспоминалась наша стиральная машина. Спинной мозг подавал сигналы, похожие на азбуку Морзе. Головной мозг находился в относительном покое. Только время от времени вспыхивали разноцветные огоньки на табло — где-то под черепом. Меня охватил нечеловеческий ужас. Я вскочила с постели и увидела, как заходит красное мокрое солнце.

И вдруг я вспомнила, что сегодня — мамин день рождения. Ей исполнился бы сорок один год. Как я упустила такое? Наверное, из-за наркоты. Сегодня не получилось поехать на кладбище. Но ничего, послезавтра всё отметим. Так уж вышло, что две даты на её плите почти совпали — второе и четвёртое октября. Мама задолго начала готовиться к юбилею. И Боженька дал ей дожить до сороковничка…