Незакрытых дел – нет - Андраш Форгач

Как будто угадав мысли Доры, г-жа Папаи сама подняла эту тему. Между ними повисла секундная тишина, ее нужно было прогнать.

– Мы с детьми много спорим, – снова сказала г-жа Папаи.

Дора был снисходителен и великодушен.

– Такое в каждой семье бывает. Молодежь критикует стариков. На то она и молодежь. Я бы и сам мог порассказать о своей дочери. – Об этой фразе он тотчас пожалел, уж лучше бы язык себе откусил. Переводить разговор в личную плоскость строго запрещено, для сексота куратор не может быть частным лицом, куратор должен сохранять строгий нейтралитет, даже когда требуется вызвать собеседника на откровенность; это золотое правило, краеугольный камень, непреложная истина. Но сказанного уже не воротишь.

– А ведь они всего Маркса и Ленина проштудировали! А может быть, в том и была ошибка. – Г-жа Папаи даже не заметила заключенной в этих словах иронии и продолжала рассуждать на том языке брошюр, который вошел в ее плоть и кровь. – Потому что их теоретические познания на каждом шагу вступают в противоречие с ежедневной политической практикой, и в результате они не могут внутренне принять очень многие политические шаги.

«Старая песня, – подумал Дора, который, конечно, расслышал в филиппике г-жи Папаи вечную ее жалобу. – Мало ей того, что у нас нет дипломатических отношений с евреями? Какого черта ей еще надо? Хочет, чтобы сионистов в Венгрии бросали в тюрьму? Но в таком случае можно пересажать всех журналистов!» Было раннее утро, он встал по будильнику, чтобы поскорее и из первых рук получить информацию о вчерашней операции, спал совсем мало и поэтому немного злился на г-жу Папаи. «Маркса и Ленина они проштудировали, как же! А „Красную книжечку“? Это как? Ничего не значит?» – подумал он, но ничего не сказал.

– Я уже какое-то время с ними не спорю, потому что все равно ни в чем их не могу убедить, так что споры кажутся мне неплодородными.

– Бесплодными.

– Да, бесперспективными.

С шумом заглотнув последнюю каплю чая с молоком со дна стакана, г-жа Папаи спросила с вызовом:

– Кстати, пару дней назад я виделась с другом моего сына, Дёрдем Петри. Вы его знаете, товарищ Дора?

В мозгу Доры прозвенел тревожный звоночек. Он ломал голову над подходящим ответом, но найти его оказалось нелегко, и г-жа Папаи продолжала:

– Очень хороший поэт. Мне так кажется.

Она принесла с ночного столика книжку Петри «Описанное падение». В середине она была заложена вышитой закладкой. Дора бросил стеклянный взгляд на обложку, но не потянулся за книгой и ничего не сказал.

– Он говорит, что ему недавно отказали в загранпаспорте.

«Чего она от меня хочет? Провоцирует?»

– Так оно и понятно, если система не терпит критики, талантливому человеку нетрудно впасть в радикализм.

Беседа начинала напоминать дурной сон.

– Послушайте, товарищ, – сказал Дора официальным тоном. – Мы не при сталинизме живем. И не в средневековье. Руководство прислушивается к разумной критике. Если она не деструктивная. Времена показательных процессов уже миновали.

– Я, кстати, листала и другую его книгу, «Вечный понедельник», – сообщила г-жа Папаи с обезоруживающей улыбкой. – Та мне не понравилась. Сплошные грубости. Но сам Петри мне очень симпатичный. Да и в той книжке тоже есть прекрасные строки.

– Это же было какое-то нелегальное издание или нет? – спросил, терзаясь, старший лейтенант. Он раздумывал, как вставить в отчет этот разговор. «Спятила она, что ли?» – мелькнуло у него в голове. Он даже подумал, что, может, в комнате стоит прослушивающее устройство и г-жа Папаи, хотя он о ней такого даже предположить не мог, пытается его подставить. Или она хочет показать, что прекрасно понимает, ради чего устраивалась вчерашняя операция? Но тогда все накрылось.

– Я с оппозицией не знаюсь, ничего конкретного мне о них неизвестно, но думаю, что они необязательно бесчестные люди, они указывают на присутствующую в нашем обществе негативную линию. Возможно, следовало бы прислушаться к их словам в интересах реформ.

– На мой взгляд, – начал Дора, хотя чувствовал, что говорит не то, как будто механически отвечает затверженный урок, – оппозиция занята весьма тонкой работой, в ходе которой выявление реальных ошибок и выдвижение их на передний план осуществляется не ради строительства социализма, а ради его дискредитации и подрыва, причем систематически и на основании разработанных за границей планов.

Г-жа Папаи молчала. У старшего лейтенанта Доры возникло четкое ощущение, что на лице у нее играет едва заметная язвительная улыбка. Глаза сияли озорством, как у человека, который что-то натворил. Откуда старшему лейтенанту было знать, что в юности г-жа Папаи ела селедку с шоколадом, отчего вся семья хваталась за голову. Задним числом уже не разобраться, то ли она ела селедку с шоколадом, потому что ей это действительно нравилось, то ли потому, что так можно было от чистого сердца посмеяться над теми, кого это приводило в ужас.

– Я думаю иначе, – сказала г-жа Папаи, выдержав короткую паузу. Рот у нее оставался неподвижным, и Доре вдруг показалось, что ему это послышалось. Но даже если г-жа Папаи и не произнесла этих слов, их как будто высказало ее лицо. Потому что она так и смотрела молча на Дору, который покраснел до ушей[91].

МИНИСТЕРСТВО ВНУТРЕННИХ ДЕЛ

СТРОГО СЕКРЕТНО

Отдел III/I-3

Тов. Дора!

Тов. Кочиш!

Похоже, г-жа Папаи заканчивает свою деятельность[92]. Давайте передадим ей хотя бы тысячу форинтов из нашего фонда, это минимум за ту помощь, которую она добросовестно[93] оказывала для нас[94] на протяжении десятилетий[95].