Провидение зла - Сергей Малицкий

– Он веселый, он веселый, он веселый. И добрый. А то, что седой с юных лет, так ничего страшного, главное, не лысый. Да и если бы лысый, разве в этом счастье? Зато веселый и добрый. Все говорят, что добрый. И старший брат его добрый, но кому нужна доброта, если ты пьянь и бабник? А Пуэр и не пьянь, и не бабник, а веселый и добрый.

«Ну что ж, – пробормотала, полузакрыв глаза, Кама, – не знаю, как насчет добрый, а насчет не бабник – очень сомневаюсь. Всякий мужчина должен быть бабником, но только до того момента, когда увидит ту, ради которой он будет готов сойти с ума. Что бы ты сказал, Рубидус, если бы заранее знал, с кем тебе придется скрестить меч?»

Удар гонга прервал ее размышления. И это не был удар гонга о начале турнира. Одна схватка уже состоялась, потому что до открытых дверей нижней галереи долетел голос Муруса:

– Пуэр Краниум! Второй сын короля Бабу против неизвестного в черном шарфе! Да будет Энки милостив к сынам его, испытывающим собственную доблесть!

«К сынам, – усмехнулась Кама. – Дочерям Энки милость не полагается. Что ж, придется обойтись без милости».

– Подойди, сын мой, – услышала она голос Софуса. – Встань ровно, опусти руки. Не дергайся, сейчас ты почувствуешь легкое жжение в плечах. Вот так. Фехтовальный панцирь предназначен для учета попаданий по твоему телу. Он охватывает твои руки от локтей к плечам, голову, туловище и ноги до колен. Правила боя донес до вас Мурус, я же могу добавить, что повреждение ног ниже колен или рук ниже локтей не будет принято в качестве победы, но может послужить победе как первая ступень к ней. Все понятно?

Кама кивнула.

– Магическое пламя не должно служить основанием для прекращения боя, – добавил Софус. – Распорядитель Мурус может счесть рану не смертельной. Ждите удара гонга.

Кама снова кивнула и через секунды уже стояла на досках арены. Как первая подошедшая к Софусу, она прошла дальше, и теперь перед ее глазами высилась ратуша, а вся публика гудела справа, слева и за ее спиной.

– Везунчик! – раздавались вопли с верхних ярусов. – Откуда ты? Кто ты? Стыдно показать лицо? Что-то ты ростом не вышел, неуклюжий! Думаешь, тебе всегда будет так везти?

Да, не последним доводом посетить турнир была возможность выкрикнуть какому-нибудь принцу с трибуны оскорбление, которое, впрочем, таковым не считалось, пока не была затронута честь его родителей, за чем следили специальные слухачи. В этом смысле безымянный воин с черным шарфом на шее был беззащитен. Но Каме было все равно. Она даже не смотрела на Пуэра, который уже встал напротив нее, расставил ноги, осветился широкой улыбкой, прежде чем опустить забрало шлема, а затем ухватил двумя руками меч. Она знала этот хват, точно так же бился на турнирах и Такитус, когда вино еще не стало его первой любовью: одна ладонь ложится на начало другой, и они меняются местами, а меч порхает вокруг бойца, и противостоять ему трудно, потому что две руки бьют сильнее одной, и меч движется быстрее, но если две руки вместе подобны одной руке, так зачем менять две руки на одну? Тем более что меч, которым управлялась Кама в Лаписе, был тяжелее турнирного меча, и она не чувствовала его тяжести ни правой, ни левой рукой, он становился частью ее тела; правда, хват на том мече был двойным. Не столь большим, как бывает у дакитского меча, но близким к нему. Ну и что, всего-то и надо не думать об этом. Руки сами знают, что делать. И ноги. «Не вздумай командовать ногами и руками, туловищем и глазами, – увещевал ее Сор Сойга. – Ты должна управлять только своим духом, все прочее оставь ветру, который будет жить в твоем теле. Копи этот ветер. Запасай его. По капле за каждый час упорных занятий. Когда накопишь на полноводную реку, на ураган, они снесут любого твоего противника».

И она копила каплю за каплей, потому и магией не могла заняться в меру своего таланта, а схватывала только самое необходимое. Запоминала наставления Окулуса, уходила на задний двор и снова копила каплю за каплей, пока на галерее не появлялся Игнис и не кричал раздраженно:

– Ну сколько можно без толку махать мечом? Ты обещала побороться со мной!

«Все, – подумала Кама. – Больше я не везунчик. Река не река, а ручеек должен был накопиться. Все».

И она закрыла глаза, уже не всматриваясь в Пуэра, который начал подпрыгивать на месте еще до удара гонга и выделывать воздушные веера мечом справа и слева от себя тоже еще до удара гонга. Она ждала начала схватки с закрытыми глазами. Пуэр был бы хорош на поле боя против плохо обученных ополченцев, но даже те могли бы остановить его ударом копья. Копья у Камы не было, но ветер в ее тело Сор Сойга поселить сумел.

– С богом! – рявкнул в накатившей тишине Мурус и ударил молотком по диску.

И все началось…

Когда Кама впервые приехала в Ардуус, ей было лет пять. Как раз тогда их с Лавой отправили в застеленную коврами комнату, где под присмотром служанок бегало с десяток крох, и черноглазая Аментия Адорири в том числе. Кама, Лава и Аментия забились в угол, забрались с ногами на мягкую скамью и с ужасом смотрели на прочих королевских отпрысков, которые с визгом носились по залу, расшвыривая игрушки, стулья и чучела зверей, расставленные по углам. Аментия с одобрением посмотрела на Лаву и Каму, которые были младше ее на год, потом с неодобрением на малолетнюю орду и сказала пять фраз, всякий раз загибая на руке пальчики.

– Я люблю Утис, – это был первый пальчик.

– Я не люблю Ардуус, – второй пальчик.

– Больше не приеду сюда, – третий пальчик.

– Не нужно бояться, – был приготовлен к загибу четвертый пальчик. – Когда страшно, тебе кажется, что ты маленькая. И что ты сидишь в уголке. Как мы сейчас. А ты представь, что ты большая. И ты не в уголке, а в центре. На горке. Или на стульчике, но выше всех. И большая.

Кама тогда оглянулась, хотела возразить, что можно, конечно, представить, что ты большая, хотя ты маленькая, но представить, сидя в уголке, что ты на горке, да еще и в центре, совершенно невозможно, но четвертый пальчик уже загнулся.

– Вот так, – подвела итог рассуждениям Аментия, загнув пятый пальчик.

– Вот так, – шагнула вперед огромная Кама, перенеся на шаг центр всего города, всей Анкиды и, может быть, всей Ки, который удачным образом совпадал сегодня с нею. И впустила в себя ветер.

Она даже не поняла, шла ли навстречу Пуэру или оставалась на месте. Только, кажется, пританцовывала, как Вервекс, но не потому, что ей нужно было избавиться от страха, нет, просто ветер закручивался в ее теле смерчем. Скорость, которая могла бы снести с ног любого, стягивалась узлом вихря. И когда Пуэр, сверкая мечом, приблизился достаточно, чтобы смять противника, Кама сама стала ветром. Переступила с ноги на ногу с поворотом и снова оперлась о ту же ногу. Не наклоняясь, проскользнула под мечом Пуэра, обернулась вихрем и чиркнула по прикрытой доспехом печени принца Бабу своим мечом, который вдруг почему-то оказался в обратном хвате и следовал за нею подобно хвосту.

Она еще продолжала движение, когда услышала треск магического пламени, удивленный вскрик Пуэра и только потом увидела, что лиловые языки софусского наговора лижут кольчугу противника. Гонг Муруса возвестил, что победа в поединке осталась за нею. И Кама, кланяясь ревущей публике и не столь расстроенному, сколь обескураженному Пуэру, не отпустила ветер. Она уснула вместе с ним. Замерла. Застыла на вздохе. И опустившись на скамью, на которой уже сидел победитель первой схватки, не видела ни его, ни следующие поединки, потому что все это не имело значения, и даже Рубидус, который был где-то рядом, на самом деле оставался бесконечно далек от нее. И она застыла в этом полувздохе до того мгновения, когда вновь было выкрикнуто – «Черный!», и в этом же полувздохе подошла к Софусу, который только похлопал ее по плечу, и точно так же встала спиной к публике, и даже не сразу поняла, что все-таки ее соперником стал не Сигнум Белуа, а второй сын короля Бэдгалдингира – Церритус Ренисус, которого она ни разу не видела в деле, но и это не имело никакого значения, потому что следующей схваткой будет схватка с Рубидусом. И она, которая мечтала о прикосновении его пальцев, сама должна будет прикоснуться к нему, но не пальцами, а клинком.