Встретимся в загсе! - Амелия Борн

- Уже завтра можешь стать женой босса, - мрачно сказала мне Ульяна, примостившись на стуле напротив за день до предполагаемой свадьбы.

Я не знала, когда Соколовский должен был вернуться обратно, зато понимала, что завтра он наверняка прибудет в загс. Просто чувствовала, что Руслан не поступит иначе, но что при всем при этом выберу я - не представляла.

- А может, и не стану, - подернула я плечами, предварительно поставив перед подругой чашку чая. Хотя, судя по виду Репиной, нуждалась она сейчас совсем не в нем, а в чем-то покрепче.

- Да станешь, - отмахнулась Уля. - Я же знаю - или ты сама придешь к загсу, или босс лично прибудет и утащит тебя в оковы семейной жизни.

Я не удержалась и хихикнула. Нервно.

Оковы семейной жизни - звучало очень даже двусмысленно.

- Может и прибудет, - пожала я плечами, принимаясь за свой чай. - А может и нет. - И перевела разговор в то русло, которое мне самой казалось наиболее безопасным: - Расскажи лучше, что там у вас сейчас происходит с Ларионовым.

В день свадьбы я вскочила ни свет, ни заря. Решение было принято еще на ночь глядя. Я собиралась отправится к загсу, но с маленькими поправками. Например, намеревалась сначала убедиться, что Соколовский приедет по означенному адресу - это раз. И два - планировала кое-что внести в предстоящую церемонию. Мне нужна была ясность в одном определенном вопросе, и я не желала отправиться, как выразилась Уля, в оковы любви, прежде чем не выясню кое-что очень важное.

Возле загса с моей стороны не должно было быть никого, кроме меня самой и ребенка, которого я носила в чреве. Как думала я. На деле же, все чуть не пошло прахом, когда на пороге моей квартиры вдруг не появилась... мама собственной персоной.

- Верочка! - воскликнула она, стоило только мне открыть дверь, предварительно взглянув на часы в удивлении.

- Мама? - вскинула я бровь, отступая в сторону и давая матери войти. На мне уже было надето простое светлое платье. Большей подготовки к собственной свадьбе я не планировала.

- Верочка, я так перед тобой виновата! - вновь раздался голос мамы, и ему вторил взвизг собаки.

- Господи, мы чуть не раздавили Маркиза! - со смешком, мама достала из сумки свою собачонку и отстранилась от меня. И вдруг заявила: - Ты должна поехать и выйти замуж за Руслана!

Не за Русика, нет. За Руслана! Ну, надо же.

- Почему это должна? - подернула я плечами, мгновенно ощетинившись.

Вот только советов мне сейчас и не хватало.

- Потому что только с ним ты можешь быть счастлива.

Мама присела на пуфик и, подхватив с пола Маркиза, прижала его к себе.

- Я знаю, о чем говорю. Видишь, какая я несчастная? Таскаюсь с собакой... колю себе всякие уколы.

Она все же чмокнула Маркиза и опустила его на пол.

- А больше у меня ничего нет. Только ты. И, как я надеюсь, ты сможешь построить совсем другие отношения с мужчиной. И сможешь быть счастливой.

Мама посмотрела на меня так, как раньше никогда не смотрела. А я вдруг поняла. Как бы ни сложилась моя судьба с Русланом - я никогда не стану своему ребенку вот такой матерью выходного года. Даже если останусь одна. Но ведь одной мне оставаться и не нужно. Я могу простить того мужчину, который во мне усомнился, дать ему (и себе) шанс на то, чтобы выстроить отношения в правильном русле. Но если вдруг это не получится сделать - я просто стану своему ребенку самой лучшей мамой на свете!

- Спасибо, - просто сказала я, надевая легкое пальто. Наклонилась и чмокнула мать в щеку. - Спасибо, мама! Я обязательно буду счастливой.

И с этой уверенностью я отправилась в сторону загса.

Никаких ухищрений в том, чтобы понять, прибыл ли Соколовский жениться на мне, не потребовалось. Едва такси остановилось по указанному адресу, и я вышла из машины, как Руслан появился в поле моего зрения. Он стоял чуть поодаль от главного входа и ждал меня. Никаких букетов (слава тебе, Господи!), никаких вычурных одежд и брюк со стрелочками. Простые джинсы, светлая футболка и черный пиджак. Все то, что я и желала сейчас видеть.

- Вера! - удивленно-восторженно сказал босс, когда я подошла к нему.

- Да, это я, - вздохнула и кивнула на двери загса. И добавила: - Идем... если ты не передумал.

Он посмотрел на меня так, как будто я выдала какую-то сущую нелепицу, после чего пророкотал:

- Не передумал. И не передумаю.

Нас было двое (с малышом - трое). И больше никого. Наверно, именно так было правильным. Выполнив все указания, мы остались один на один с регистратором. Я физически чувствовала напряжение, исходящее от Соколовского, и сама ощущала себя рядом с ним так, как будто отправилась куда угодно, но только не на собственную свадьбу.

Последовала речь женщины напротив. Сколько раз я в разных передачах видела подобное, и это вызывало у меня лишь смех. Сейчас же отразилось внутри таким чувством, от которого я захотела лишь одного - спрятаться куда подальше.

Я могла сбежать прямо сейчас. Сорваться с места и умчаться куда глаза глядят. И это было бы совершенно оправданным, ведь Соколовский усомнился во мне, принял на веру другую сторону что для меня было оскорбительным. Я могла бы лелеять свою обиду столько, сколько возможно. Стала бы гордой женщиной, носящей перед своим носом знамя «не подходи ко мне!». Гордой, но несчастной.

Я же предпочла сейчас совсем иное. Попробовать, насколько можно довериться после всех недопониманий и стать, наконец, абсолютно цельной.

- Руслан Андреевич, - разнесся по залу, где мы были наедине с регистратором, женский голос.

- Готовы ли вы взять в жены Веру Николаевну?

- Готов! - тут же откликнулся босс, на которого я бросила быстрый взгляд.

- Вера Николаевна. А вы? Готовы ли взять в мужья Руслана Андреевича?

Мы стояли рука об руку, и от этой близости в любой другой момент я могла бы потерять дар речи. Но не сейчас.

Сейчас я его не потеряла. Напротив.

Повернулась не к регистратору, а к Соколовскому и спросила:

- Прежде, чем я отвечу на этот вопрос... ответь ты на мой.

Я почти задохнулась от того, как на меня смотрел Руслан. С ожиданием, желанием... и страхом. Меня затопило такой волной, из которой я могла и не выплыть. И все же я спросила:

- Готов ли ты доверять мне и только мне? Не кому бы-то ни было. Одной лишь мне. Что бы ни случилось. И знай, если ты ответишь на этот вопрос неискренне - я пойму. И просто уйду отсюда, даже если это и покажется мне впоследствии самой огромной ошибкой из всех

возможных.

Я и сам не знал, как удалось продержаться всю эту командировку, казавшуюся бесконечной, и не сорваться, примчавшись назад. К Вере. Останавливало лишь понимание, что, досаждая ей своим присутствием, могу сделать только хуже. Но вместе с тем я понимал - даже если к загсу в назначенный день она не придет, я так просто все равно не сдамся. Даже если придется зарабатывать прощение месяцами, довольствуясь лишь присутствием рядом - пойду и на это. Потому что не было ничего, чего бы я не сделал ради своей женщины. И ради своего ребенка. Ради них стоило ждать. И терпеть - тоже. И это, наверно, было лучшее, что я вообще мог сейчас сделать.