Тайны Елисейского дворца - Жюльетта Бенцони

– Не уверена, что «Кот в сапогах» найдет это таким же естественным, как вы.

– А я уверен, что он прекрасно знает об этих газетах. Иначе Савари ни на что не годен. Впрочем, этому я бы не удивился: он круглый дурак, и от него следовало бы немедленно избавиться и снова пригласить Фуше. Уж он-то – даю голову на отсечение! – знал бы все! Фуше всегда знал все, что следовало знать, и император совершил большую ошибку, отстранив его от дел.

Лаура улеглась на рекамье, обтянутое золотистым атласом, и положила два указательных пальчика себе на кончик носа. Так она делала всегда, когда что-то ее тревожило. После минутного молчания де Нарбонн осведомился:

– И что вас все-таки беспокоит в истории с газетами?

– Каролина! Всем известно, что она любовница австрийского посла. Хотя… Я бы очень удивилась, узнав, что она читает по-английски!

– Ах, святая невинность! Да англичане часть своих газет публикуют на отличном французском. А вот что касается английского, то мне было бы любопытно узнать, каким образом наш герцог д’Абрантес сумел договориться насчет фрегата.

– Я давно не стараюсь понять, что творится в голове у Жюно, так что не могу вам сказать, дитя он или гений. Однако вернемся к нашим газетам! Я бы тоже хотела заглянуть в них, но…

– Но что?

– Плохо себе представляю, как обращусь за ними к графу фон Меттерниху…

– Почему нет? Он будет в восторге.

– Не рассказывайте мне историй, де Нарбонн! Думаю, вы не успели забыть, что он любовник Каролины. А эта ведьма и без того слишком хорошо осведомлена о том, что делается у меня в доме!

– Меттерних не из тех, кто гоняется за двумя зайцами одновременно. Улыбнитесь ему! Он тут же отвернется от Каролины, она для него крайнее средство, а влюблен он в вас!

– Он вам исповедовался?

– Можно сказать и так, и я вам повторяю, он горит желанием упасть к вашим ногам. Поставьте себя на его место.

– Мне очень трудно это сделать.

– А вы все-таки попробуйте. Перед вами человек, одаренный всеми достоинствами, какие дают возможность стать великим в этом мире. Он красив, умен, благороден до кончиков ногтей. Я не сомневаюсь, что ему предназначена яркая роль в истории.

– Вижу, вы им всерьез очарованы.

– Не меньше, чем вами. Его жена бесстыдно ему изменяет, не давая себе труда сохранять приличия. Жюно поступал примерно так же. Разница в том, что вы продолжаете любить своего гусара и сражаетесь за него. А Меттерних после нескольких коротких связей остановил свой взор на вас.

– И на Каролине!

– Да забудьте вы о Каролине хоть на секунду! Она сестра императора, стратегический пост…

– А я буду бивуаком для отважного воина?

– Я устал повторять вам одно и то же, – серьезно отвечал де Нарбонн. – И единственное, о чем я вас прошу, – это выслушать его хотя бы раз. Всего один раз. Вы женщина до мозга костей, и вы сразу поймете, правдиво ли его сердце. Неужели Лауре д’Абрантес так трудно позволить любить себя?

Де Нарбонн говорил так серьезно, что Лаура невольно рассмеялась:

– Я пока ничего не могу вам сказать, милый друг. С герцогиней д’Абрантес я еще так мало знакома!

Усадьбы, которая подошла бы семейству Жюно, не говоря уж о сравнении с чудесным Ренси, никак не находилось, и Лаура стала понемногу отчаиваться. Но однажды незаменимый де Нарбонн приехал к ней, возбужденный и радостный.

– Дорогая, я нашел именно то, что вам нужно, – закричал он Лауре издалека, едва заприметив ее.

Лаура с детьми и гувернанткой печально прогуливалась по парку.

– Я знал, что оно занято. И подумать не мог, что вдруг освободится!

– Что вы имеете в виду?

– Ла-Фоли-Сент-Джеймс в Нейи-сюр-Сен! Вот то, что вам надо!

– Согласна. Но прелестное имение принадлежит Элизе Баччиоки[37]…

– Которая уезжает в Италию в свое княжество Лукка и Пьомбино, находящееся сейчас в беспорядке и разорении. Имение свободно! И хотя оно меньше великолепного Ренси, но зато насколько уютнее! Чего стоит парк весь в цветах, с каналом и гротом, куда так искусно подведена вода! Господин де Сент-Жемм, который стал именовать себя на английский лад Сент-Джеймсом, потратил целое состояние, украшая его!

– Уверена, вы ошибаетесь. Элиза слишком любит свои денежки, чтобы начать их тратить.

– И все-таки она сняла Фоли! И вы, уверен, сделаете то же самое, – прибавил он, видя, что Лаура колеблется. – Поезжайте, хотя бы посмотрите! Предвижу результат: вы в него влюбитесь.

– Ну, если вы так уверены, – вздохнула Лаура без всякого энтузиазма.

Она так любила Ренси, что для нее ничего не могло с ним сравниться. Даже сказочный Версаль, который, впрочем, стоял сейчас пустой раковиной.

Зная утонченный вкус своего друга, Лаура позволила отвезти себя в Фоли, а когда уезжала, то в сумочке увозила контракт, сняв имение на год. Ничего прелестнее этого Фоли, что означает «безумство», она и в самом деле не видела. Парк и дом обошлись хозяину в шесть миллионов, и, поверьте, они того стоили.

Фоли построили в квартале Нейи, граничащем с Булонским лесом. Красивый дом и парк в двадцать три гектара, разделенный на две части дорогой, что вела из Нейи в Багатель. По парку прихотливо вилась речка, два островка на ней украшали античные статуи и павильоны в китайском стиле. В парке стоял и небольшой театр, белый с золотом, а еще оранжереи с редкостными цветами. Покои, которые выбрала для себя Лаура, находились в левом крыле дома и выходили в сад, куда больше никому не было доступа.

В укромном убежище благоухали гвоздики, нарциссы, гелиотропы. С одной стороны садик оберегали фуксии, по другую сторону бежал ручеек и стояли липы, чьи стволы обнимал клематис и заслонял жасмин. Ручеек убегал в грот, снаружи казавшийся грудой камней, а в действительности внутри дышавший уютным покоем, с полным прозрачной водой овальным бассейном, с зеркалами, мягкими диванами и подушками. Воистину приют любовных утех!

Очарованная Лаура подписала контракт, не задумываясь.

Переселившись, она пригласила нескольких друзей отпраздновать новоселье. И, к своему крайнему неудовольствию, увидела, что к ней пожаловала еще и Каролина. Теперь она именовалась королевой Неаполя, следила, чтобы никто об этом не забывал, и прибыла в окружении своего свежесобранного двора. По своей негодной привычке без предупреждения. Однако теперь дурные привычки приходилось считать честью. Лауре нелегко дался почтительный реверанс. А если прибавить, что в свите находился и Меттерних…