Махатма Ганди - Кристина Жордис

Нельзя забыть о том, чем вы являетесь для миллионов людей, — великим вождем и патриотом. Но даже ваши политические противники считают вас человеком высоких идеалов, благородным, даже святым».

Судья учтиво осведомился у Ганди о том, какому наказанию его подвергнуть. Шесть лет? Но если правительство сочтет уместным сократить этот срок, он, судья, будет только рад. Ганди встал и сказал, что это самое легкое наказание, какое только может определить ему судья, и что никогда еще за все время процесса он не сталкивался с большей учтивостью. Все прошло по старинным законам рыцарства. Противоборствующие стороны действовали на равных. Друзья Ганди с плачем упали к его ногам. Пока его уводили в тюрьму, Ганди улыбался.

«Мы должны расширить ворота тюрем и входить туда, как новобрачный входит в спальню в брачную ночь».

Операция и пост

Кастурбай объявила эту новость в полном достоинства послании, прося теперь спокойно сосредоточиться на конструктивной программе Ганди. В это время Ганди в тюрьме был счастлив (по словам Чарлза Эндрюса). Он просил, чтобы к нему туда не приходили, оставили одного. Он молился, занимался самоочищением, каждый день прял на своей прялке. Приговор был принят спокойно. Индия, которая в 1919 году воспламенилась, узнав об аресте Ганди, на сей раз хранила молчание. Вместо того чтобы увидеть в этом успехи ненасилия, лорд Рединг рассудил, что Ганди из-за неразумной крутой перемены утратил доверие населения, «загнал себя в тупик как политик» — вот вам пример непонимания из-за различия культур. Сын лорда Рединга думал так же: «Тот факт, что г-на Ганди упрятали за решетку, как любого другого смертного не в ладах с законом, нанес серьезный урон его авторитету»[182].

12 января 1924 года Ганди спешно перевезли из тюрьмы Еравда в больницу Пуны. У него был острый приступ аппендицита, требовалась срочная операция. Когда об этом стало известно, вся Индия «обезумела от тревоги». Председатель Индийского национального конгресса Мохаммед Али велел всем молиться за его здоровье. Со всех сторон раздавались требования освободить Ганди. Его жизнь тогда висела на волоске, и англичане опасались, что он умрет, находясь у них в руках. Тогда вся Индия восстанет. Из соображений политического и медицинского порядка его выпустили на свободу 4 февраля.

Индия праздновала его освобождение: день благодарственных молитв, митинги тридцати тысяч человек в Бомбее, шествия и ликование, «потоки любви пролились на Ганди». Ромен Роллан описывает его лежащим на больничной койке, «как всегда, спокойным, полным самообладания, принуждающим себя подолгу беседовать с посетителями. Он осунулся, сморщился… Но слыша его мягкий спокойный голос, говорящий ласково и учтиво, каждый был тронут до глубины души его безмятежностью… До тюрьмы чувствовалось, что он, несмотря на свою душевную силу, был удручен заботами. Теперь на него снизошло просветление».

В его отсутствие разногласия в конгрессе еще более обострились. Вспышка энтузиазма 1919–1920 годов угасла, иссяк великий порыв единства. Лишившись брошенных в тюрьму вождей, организация утратила свой авторитет, и сельские лидеры, не питая к нему доверия, выходили из конгресса, тем самым отвращая от него массы. К этим застойным явлениям добавился раскол: в 1924 году Мустафа Кемаль ликвидировал халифат, смысл священного союза против англичан исчез, и застарелый антагонизм между индусами и мусульманами разгорелся с новой силой; между общинами все чаще возникали столкновения; каждая религия настаивала на своих особенностях (в речах Ганди было много отсылок к индуизму: пришествие Рам Раджа, царство Бога на Земле; ислам же, со своей стороны, обрел новую силу под влиянием Джинны, укрепившего лигу). Сам конгресс разрывался между сторонниками жесткой линии (ортодоксальными гандистами, противившимися переменам) и более примирительной стратегии, считавшими нужным пересмотреть решение о бойкоте выборных собраний (свараджистами под руководством Читтаранджана Даса[183] и Мотилала Неру).

Картина вырисовывалась мрачная: кампания погрязла в насилии; множество «последователей» Ганди теперь высвободились из-под его влияния. Многие его союзники, привлеченные в 1920 году его новаторским методом, теперь были убеждены, что на самом деле этот метод связывает их по рукам и ногам, мешая применить более эффективную стратегию.

Освободившись, Ганди понял, что политическая атмосфера изменилась. Во избежание еще больших осложнений он, прекрасно умевший оценить соотношение сил, подписал договор с Неру и Дасом, согласившись, таким образом, на определенные уступки, которые были восприняты его сторонниками почти как поражение. Вице-короля это позабавило: «Ганди теперь тащится за Дасом и Неру, хотя те и стараются изо всех сил уверить его в том, что он входит в руководство». Подобное замечание «выдавало страшное невежество англичан в отношении индийского общественного мнения», и Неру подтверждает: «Популярность Ганди среди народных масс не пошатнулась ни на секунду»[184].

С точки зрения Ганди, главным злом было ухудшение отношений между индусами и мусульманами. На страницах «Янг Индия» (один выпуск был целиком посвящен этой проблеме) он утверждал, что напряженность между двумя общинами никогда не приняла бы таких форм, если бы люди по-настоящему постигли его метод. Ибо ненасилие — не только путь к политическому освобождению страны, но и к межобщинному миру.

Несмотря на призывы к благоразумию, спокойствие восстановить не удавалось. В сентябре 1924 года в Кохате[185] вспыхнул бунт, 155 индусов погибли, все индусское население было изгнано из города. Ганди был сражен. Возрожденная им энергия имела разрушительные последствия. Тогда, охваченный тоской, он отказался от пищи — обычное средство, используемое им в несчастье. Реакция страны последовала незамедлительно. В Дели состоялось совещание в пользу объединения: 300 делегатов, собранные вместе главные лидеры страны, принятые резолюции — мощный порыв доброй воли. И через 21 день, под чтение Корана и Упанишад на фоне христианских песнопений, Ганди прекратил свой пост. Но не питая иллюзий. Вожди обеих общин дрались, подобно двум собакам из басни, не за кусок мяса, а за его отражение в воде.

Возвращение к корням

В последующие годы Ганди отошел от политических споров. Он посвятил себя решению первостепенной задачи, которая, по его словам, была залогом независимости: восстановлению страны. Лечению болезни в зародыше.

«Я буду трудиться над созданием Индии, в которой самые бедные будут чувствовать себя дома, в своей стране, где они смогут сказать свое слово, где больше не будет ни высших, ни низших классов, Индии, где все общины будут жить в совершенной гармонии… В этой Индии больше не будет места проклятию, каким является положение неприкасаемого, пьянству и наркомании… Женщины будут пользоваться такими же правами, что и мужчины… Вот о какой Индии я мечтаю»[186].