Шоу Девочек - Рэй Гартон

Мэйси все еще кашлял и хрипел, но его дыхание стало легче. Горло быстро зарастало.

Сжимая зубы, не желая того, но зная, что он должен это сделать – ради Дорис, - кричал его разум, - я делаю это ради Дорис и Дженис, я должен! - он шагнул вперед и взмахнул рукой по дуге, снова вонзив окровавленную пробирку в горло Мэйси, а затем так же быстро вытащил ее.

Хлынул новый поток крови, после чего Мэйси сжал пальцы и упал вперед, хватаясь за Бенедека, который отступил в сторону, позволяя мужчине с тяжелым стуком упасть на пол. Мэйси перевернулся, вытянул руку и что-то забормотал. Слов разобрать было невозможно, только булькала кровь и раздавалось отрывистое шипение, когда он, беспомощно размахивая руками, бил по воздуху.

Бенедек стоял на безопасном расстоянии, глядя, как корчится Вернон. Глаза Мэйси сфокусировались на нем, и он протянул руку в сторону Бенедека, хрипя... хрипя...

Бенедек знал, что никогда не избавится от воспоминаний об этом ужасном, кошмарном хрипе.

Хрип усилился и превратился в выдох, а выдох стал звучать, как голос.

Обойдя Мэйси, Бенедек остановился у его головы и начал смотреть, как рана снова стала затягиваться.

- О, Боже, - процедил он сквозь зубы, - Господи, Боже!

Он встал на одно колено и попытался сдержать рвоту, снова вонзив пробирку в горло Мэйси. Затем снова. И снова...

Под подбородком Мэйси образовалась черная дыра с рваными краями, и он начал метаться, как рыба, выброшенная на сушу. Его руки хлопали по линолеуму, а ноги бились, пока кровь текла вокруг него. Когда он попытался закрыть дыру, его пальцы соскользнули и исчезли в черно-красной ране.

Конвульсии прекратились. Руки и ноги Вернона замерли.

От Вернона Мэйси начал исходить запах прогорклого мяса, а кожа стала темнеть. Его глаза выпучились, а живот раздулся, натягивая пуговицы окровавленной рубашки.

Кожа стала пурпурной, а затем медленно почернела, а на опухшем лице появились крошечные трещинки.

Тело испустило звук, похожий на сильную отрыжку, и запах экскрементов, смешанный с запахом гниения, заставил Бенедека содрогнуться.

Густая вязкая смесь гноя и крови сочилась из ноздрей Мэйси и медленно скатывалась по обе стороны его лица.

Осколок пробирки выскользнул из руки Бенедека и разбился об пол. Он прижал рукав пиджака ко рту и носу, безуспешно пытаясь побороть запах, а затем подошел к стойке и схватил смятый халат.

Вытерев с себя столько крови, сколько это было возможно, Уолтер поспешил к двери. Медленно повернувшись, он бросил последний взгляд на раздувшееся тело.

Глазницы Мэйси были пусты, а ногти почернели.

Это являлось абсурдом; он умер меньше минуты назад, но выглядел так, будто был мертв уже несколько недель.

Бенедек отвернулся, зная, что его вырвет, если он будет продолжать чувствовать этот запах.

Он знал, что не может выйти тем же путем, как пришел; его будут ждать. На самом деле, они, вероятно, в любой момент могут отправить кого-нибудь в комнату.

Бенедек отчаянно оглядел помещение. На другом конце виднелась еще одна дверь; когда он заглянул в нее, то обнаружил небольшую кладовую. Напротив прохода были аккуратно сложены коробки, а на противоположной стене располагалось высокое окно. Он вошел внутрь, закрыл и запер за собой дверь, затем, по одной, перебрал несколько коробок, пока не нашел наполненную, казавшуюся достаточно твердой. Поставив ее под окно, Бенедек взобрался и начал бороться с защелкой. Вскоре она поддалась, и он толкнул ставню.

Уолтер свалился на тротуар в переулке снаружи. Морщась и тяжело дыша от напряжения, он встал, пробежал по переулку и поспешил за угол здания.

Три женщины вылезали из такси, смеясь и болтая. Бенедек хотел сказать им, чтобы они держались как можно дальше от "Миднайт Клаб", но потом решил, что, скорее всего, они сочтут его сумасшедшим. Проведя рукой по густым волосам, он подождал, пока женщины выйдут из такси, желая, чтобы холодный ночной воздух унес из его ноздрей липкий гнилостный запах смерти.

Когда женщины ушли, Бенедек сел в такси и громко назвал адрес своей квартиры через прозрачную перегородку.

Когда такси тронулось, Бенедек попытался успокоиться, зная, что Джеки расстроится, если он вернется домой в таком состоянии. Он запрокинул голову и потер глаза, глубоко дыша. Потом его осенило. Его голова вскинулась, и он уставился в лобовое стекло такси с открытым ртом, видя не то, что творилось впереди, а лицо Седрика, высокого официанта в клубе.

Эти глубокие глаза, эта дерзкая улыбка и, что самое главное, шрам на шее, - все это слилось воедино в голове Бенедека.

- Говно на палочке, - пробормотал он, наклоняясь вперед и стуча по перегородке. - Водитель! Отвези меня в "Нью-Йорк Таймс". Скорее!

К тому моменту, когда "либриум" полностью впитался в организм Дэйви, он лежал голым в постели, то погружаясь в мутный беспокойный сон, то выходя из него. Время от времени он открывал глаза с тяжелыми веками и смотрел на радио-будильник только для того, чтобы обнаружить, что прошло всего несколько минут, казавшихся часами.

С глубоким вздохом он отвернулся от часов и снова закрыл глаза. Во сне он видел свою мать. На ней была лучшая воскресная одежда, и от нее пахло лосьоном для рук с маслом какао. Прижимая к груди старую Библию с рваными краями, она наклонилась вперед, чтобы поговорить с ним, но смогла издать только сдавленный хриплый звук. Затем выплюнула полусжеванный кусок мяса, залитый кровью. Он приземлился рядом с Дэйви на кровать, где начал тихо пульсировать.

- Помни, Дэйви, - хрипло произнесла она, - неважно, в кого ты влюбишься, и как бы идеально это ни казалось, она принесет тебе боль. Такова любовь.

Ему захотелось закричать на нее, обругать ее, но он не мог вымолвить ни слова.

Она наклонилась к нему ближе, и он увидел, что ее губы посинели и опухли.

- Иисус - вот единственное лекарство, - сказала она. Отвернувшись от кровати, она во все горло фальшиво запела, выходя из комнаты. - Сила в крови, сила в крови...

Когда она ушла, он посмотрел на кусок мяса и увидел свою старую собаку Брэта, лежащую рядом с ним.

Белые толстые черви вяло копошились в разрезанном животе животного.

Дэйви скривился от подступившей тошноты. Он был сбит с толку. Запах, исходивший от разлагающегося трупа, был таким же, как в тот жаркий летний день много лет назад, но что-то в нем казалось приятным.

Манящим...

В животе что-то жадно забурлило, и Дэйви, дрожа, опустил руку, пока кончики пальцев не коснулись липкого края раны. Затем рука проскользнула в извивающуюся массу личинок. Она была поглощена влажным теплом; от движения червей покалывало кожу. Он немного пошевелил пальцами, затем вытащил руку. Клочки темного окровавленного мяса прилипли к его пальцам, и он поднес руку к открытому рту.