Серебристые сумерки - Ли Бристол

Джош машинально подбросил на ладони свинцовую пулю. Он вспомнил, как ему впервые разрешили взять в руки оружие, из которого почти наверняка и была выпущена эта пуля. Ему тогда только исполнилось девять лет, и он едва мог удержать “кольт” на весу двумя руками. Джейк достал его из деревянного ящика, стоявшего на камине, вложил в руки Джоша и сказал, что этот пятизарядный “кольт” великий Сэм Хьюстон подарил его деду и со временем он станет его собственностью. Джош ощутил тогда благоговейный трепет, его так распирало от гордости, что, казалось, может разорвать на части. Вот и сейчас он испытывал такое же благоговение, держа на ладони свинцовую пулю, но теперь к благоговению примешивались угрызения совести.

Хорошо, что Джед Филдинг не дожил до этого дня. Он никогда не увидит, во что превратилось то, что он создал, чему посвятил жизнь. Не узнает, что в один прекрасный день сын предал его.

Как же теперь ему, Джошу, быть? Он выяснил то, что хотел. Он узнал ответ. Больше ему нечего здесь делать. С прошлым покончено, а будущее печально и безлюдно. Да еще Анна… Анна, которая отвергла его.

Джош знал, что никогда не сможет вернуться в Колорадо, к людям, которые были его семьей. Сейчас ему просто хотелось забыть обо всем.

Резко захлопнув Библию, Джош убрал ее на место, а пулю спрятал в карман. Когда он застегивал сумку, его внезапно поразила одна мысль: все, чем он владел, находилось в этой сумке, и, возможно, так будет всегда.

Лицо Джоша окаменело, глаза стали пусты, как здешние земли. Он закинул сумку на плечо. Все кончено. Джош не знал, куда он отправится, не знал, что будет делать, одно он знал точно – ему нет никакого смысла оставаться здесь. Возможно, когда-нибудь, где-нибудь в другом месте он сможет обрести нечто такое, что станет считать своим. Женщину, клочок земли, семью.

А может, у него никогда не появится ничего своего и он будет вечно скитаться на лошади, оставляя позади только дороги.

Подойдя к двери, Джош огляделся вокруг. Его охватила печаль, пересилившая ту боль, которая гнала его отсюда. Ноги отказывались двигаться. Он не мог вот так просто взять и уехать.

Здесь остаются Анна и ранчо “Три холма”, так глубоко запавшие ему в душу. Если он уедет, то может никогда не вернуться сюда. “Судьба”, – вспомнились Джошу слова Анны, и он был согласен с этим…

Дэниел умер, но ранчо осталось. Джейк сбежал, а ранчо осталось. И он, Джош, может уехать, но ранчо все равно останется. Ведь земля ранчо “Три холма” вобрала в себя кровь и слезы мужчин и женщин рода Филдингов, их пот и тяжкий труд. И в его, Джоша, душе выжжено тавро ранчо “Три холма”, поэтому оно всегда будет ждать его, звать его назад…

Он не в силах изменить прошлое, но может попытаться понять его, чтобы верно построить будущее.

Вернувшись к своей койке, Джош повесил сумку на крючок. Возможно, он сделал самый трудный шаг в своей жизни, но он просто не мог сейчас уехать. Нет, только не сейчас.

Филдинги никогда не уклонялись от схватки. И теперь ему предстояло восстановить доброе имя Филдингов, опороченное бегством Джейка и Джессики. Джош нащупал в кармане кусочек свинца, ощутил его шероховатую поверхность, его вес и силу.

– Это мой долг по отношению к тебе, дедушка, – прошептал он.

Лицо Джоша напряглось, глаза приобрели осмысленное выражение, пальцы сильнее сжали пулю.

– Ради этого стоит бороться, – медленно произнес он. – Ради этого стоит пойти на все.

На следующее утро Джош работал возле дома: чинил щеколду на воротах, менял дранку на крышах и укреплял фундаменты дворовых построек. Разумеется, все это требовало ремонта, но Джош понимал, что не только по этой причине решил заняться этим лично, и именно сегодня.

С каждым забитым гвоздем, с каждой тщательно подогнанной и закрепленной планкой он как бы ставил свое личное тавро. Его работа сохранится год, пять лет, а может, и больше. Сейчас ему особенно требовалось увидеть материальные свидетельства принятого накануне решения.

А еще Джошу хотелось, чтобы и Анна увидела это.

Почти с самого утра она наблюдала за ним. Когда Джош отрывался от работы и вскидывал голову, он замечал в окне тень, которая тут же исчезала, а поднятая занавеска падала вниз. Потом Джош услышал шаги на крыльце, обернулся, но успел заметить только захлопывающуюся дверь. Он улыбнулся.

Джош заделывал дыру на крыше сарая, когда к нему подошла Анна. Он услышал позади шаги. Анна тихонько кашлянула, но он уже знал, что это она. Ему показалось, что в воздухе произошли какие-то перемены, появился почти неуловимый запах озона, как бывает после грозы, только сейчас запах этот был более сладкий и пронзительный. Джош напрягся. Он обернулся и увидел, что не ошибся.

Джош находился в тени, и Анна не могла его разглядеть, зато ему все было видно прекрасно. Она стояла внизу, в центре сарая, в перекрестье пыльных лучей света, пробивавшихся сквозь дыры в старых досках. На Анне было скромное серое платье с кружевным воротником и манжетами, туго перетянутое в талии и плотно облегавшее бедра. Волосы, собранные вверх, серебрились в утренних лучах, кожа белела, как тончайший фарфор, создавая ощущение такой же хрупкости. Анна одновременно казалась маленькой и величественной, храброй и беззащитной.

Некоторое время она неуверенно озиралась по сторонам, чувствуя присутствие Джоша, но не видя его. Затем Анна крикнула:

– Мистер Коулман, я бы хотела поговорить с вами.

Джош поднял молоток, забил последний гвоздь и только после этого стал спускаться с чердака. Когда до пола оставалось несколько ступенек, Джош легко спрыгнул вниз и остановился перед Анной.

– Значит, я уже снова “мистер Коулман”?

Увидев Джоша, стоявшего перед ней менее чем в трех футах, Анна почувствовала, как у нее перехватило дыхание. И как обычно, бешено заколотилось сердце.

Она была убеждена, что уже пережила всю возможную гамму чувств по отношению к Джошу Коулману. И даже не могла себе представить, что все снова повторится…

Красная рубашка Джоша намокла от пота. В расстегнутом вороте виднелись завитки темных волос, спускавшиеся на его грудь. Запыленные джинсы плотно облегали ноги. Стоило Джошу появиться перед ней, как Анна вновь почувствовала себя беспомощной перед собственными эмоциями.

Анна совершенно не была готова к этому. Не ожидала, что влечение вспыхнет с новой силой, словно молния в летний день, пробуждая воспоминания и вызывая новые желания.

На губах Джоша появилась знакомая улыбка. Что было в ней? Понимание? Надежда? Нежный свет в его глазах все так же притягивал мотылька, в которого вдруг превратилась Анна. “Нет, ничто не закончилось, – в отчаянии подумала Анна, – и никогда не закончится”.

Она крепко сцепила руки, словно пыталась остановить себя. И все же Анна сказала именно то, что собиралась сказать, направляясь сюда:

– Вчера кто-то забрался в один из складов на буровой площадке. – Слова торопливо слетали с ее губ и вовсе не звучали так холодно, как хотелось бы. – Не известно ли вам что-нибудь об этом?