Оружие Вёльвы - Елизавета Алексеевна Дворецкая

Несколько дней Триди вместе с другими работниками усердно стриг овец и показал себя человеком дельным и уживчивым. Еще в первый день его появления Кальв тайком послал человека в Оленьи Поляны: дескать, пришел бродяга, назвался Триди, работал у вас, что о нем скажете? Можно ли пускать в дом? Вопрос понятный и объяснимый, но Кальв, имея свои дела со Снефрид, пользовался любым поводом, чтобы разузнать о ее жизни. Не прибавится ли у нее денег? Не убавится ли? Не получит ли она какие важные вести от мужа? Ответ пришел обычный: да, был такой, стриг овец, ушел, как работа закончилась, работник хороший. Кальв между делом, будто желая получше узнать нового человека, расспросил Триди о жизни в Оленьих Полянах, но и тот не сказал ничего особенно: да, прожил три дня, стригли овец, кормили хорошо, потом работа кончилась, ушел. Хозяйка – приятная женщина. Жаль, что живет одна.

– Не видел ли кто в ваших краях моего брата? – через пару дней спросил Триди. – Он на пятнадцать лет старше меня, его зовут Хаки. Он тоже хотел пойти сюда искать работы, еще осенью.

Но никто в усадьбе такого человека не видел – ни осенью, ни потом. О том же Триди расспрашивал и соседей, если кто приезжал к Кальву. На вопросы о себе Триди отвечал по виду прямо, но узнали о нем не много. Родом норвежец, самый младший из двенадцати братьев, из дому ушел очень давно, еще почти подростком, с тех пор бродит по свету, бывал в разных странах, работал в усадьбах, ходил гребцом в датские земли, повидал с торговыми людьми почти все большие вики, жил пару лет на Оркнейских островах, бывал и в Британии, и во Фризии. Говорил он об этом спокойно, не сыпал байками, как многие путешественники, но ему верили. В нем не было бахвальства, но была уверенность в себе, такая же крепкая, как его мышцы.

– Думается мне, ты и с оружием обращаешься не хуже, чем с овечьими ножницами, – заметил раз Кальв.

– Это верно.

– Хотел бы я проверить, на что ты способен.

– Проверь, если найдутся две палки и два щита.

Из осторожности Кальв не стал биться с Триди сам и скоро порадовался этому: кузнеца Халля, самого сильного в усадьбе человека, Триди «зарубил» дубовой палкой трижды, а тот не коснулся его ни разу. За поединком наблюдал весь двор – это было вечером, когда солнце садилось и работы закончились, – и уважение к немногословному работнику после этого явно возросло.

Когда все поели, Кальв подозвал Триди к себе.

– Вижу, что ты мечом и секирой мог бы зарабатывать побольше, чем ножницами, если бы нанялся к кому в дружину. И представляется мне странным, что такой человек, как ты, бродит между усадьбами и стрижет овец. Должно быть, у тебя есть для этого иная причина.

– Я ее не скрываю. Я ищу Хаки, моего брата. Он хотел пойти в ваши края, и я с прошлого лета о нем ничего не знаю. Нас осталось всего три брата из двенадцати, и среднего мы не видели уже три лета. Думаю, он ушел с большими людьми до самого Серкланда. У меня остался только Хаки, наш старший, и мне очень важно его разыскать. Я хотел бы остаться здесь, пока не найду его.

– Вот что я подскажу тебе, – сказала Йорейд, жена Кальва. – Коли уж никто из людей не знает, надо бы тебе спросить у Хравнхильд. Это у нас лучшая ворожея. Она спросит своих духов, они и скажут, был ли у нас твой Хаки или сгинул где еще.

Работящий, толковый, спокойный, дружелюбный и ненавязчивый, Триди пришелся хозяйке по душе, и она уже хотела, чтобы он остался надолго.

– Это, пожалуй, добрый совет, – Кальв задумчиво почесал бороду. – И впрямь, сходи-ка ты к Хравнхильд в Каменистое Озеро. Но найдешь ты своего Хаки или не найдешь, я бы хотел, чтобы ты остался у меня на какое-то время. Может быть для тебя особенная работа… Понимаешь меня?

Кальв взглянул Триди в глаза, встретил спокойный, пристальный взгляд и внутренне поежился. Триди не пытался выглядеть опасным, но в самом его спокойствии угадывалась готовность к чему угодно. Пугающая готовность. Это был человек, совершенно свободный от обычных человеческих связей, от привязанности к родному краю, откуда его в наказанье можно изгнать, от человеческих представлений о добре и зле, дозволенном и недозволенном. Он, живой человек, был как дух, что по приказу колдуньи истребляет ее врагов, не испытывая ни колебаний, ни страха, ни жалости.

– Как скажешь, хозяин. – Спокойное лицо Триди выражало готовность ко всякой работе, как и в своей способности ее выполнить.

– Можешь завтра с утра сходить к Хравнхильд, – расщедрился Кальв, глубоко в душе чувствуя потребность его задобрить. – Здесь роздыха три, но я пошлю с тобой мальчишку показать дорогу. Служи мне хорошо, и я с тобой обойдусь по-хорошему.

* * *

– И он полдня ехал под дождем, а как приехал домой, так совсем расхворался и опять слег! – близкая к отчаянию, рассказывала Снефрид. – У него опять три дня был жар, и кашель, и болит в левом боку! Я сделала что могла, поила его травами, растирала гусиным жиром, вырезала ему новую руническую палочку, и сейчас жар вроде поутих, но он опять будет хворать я не знаю сколько! Если это снова Хравн – научи меня, как его утихомирить! Ведь он изведет его до смерти! Что мы ему сделали? Мы к его кургану больше близко не подходили! А у меня и без того хватает забот!

– Не думаю, что это мой отец, – с сомнением ответила Хравнхильд. Она была и встревожена вестью о новой болезни зятя, и в глубине души довольна, что Снефрид все же явилась к ней сама, да еще с просьбой о помощи. – Он давно не показывался, не подавал голоса и не давал знать о себе. Думаю, здесь что-то другое… Надо нам с тобой отнести угощение Квигу с Еловой горы. Если он не поможет, я спрошу норн, в чем причина.

Квигом с Еловой горы звали духа, издавна жившего в округе. На Еловой горе лежал большой камень с углублением в виде чаши, и в эту чашу люди лили молоко, мед, масло, клали другое угощения. Рассказывали, что иногда дух отвечал из камня, благодарил и отвечал на вопросы. Если речь шла об исцелении, то нужно было назавтра прийти еще раз и, если