Миф Линкольна - Стив Берри

– Для тех, кто следует за Сатаной, отрицая промысел Небесного Отца, уготовано место изгнания, – презрительно произнес Салазар. – Для извращенных душ вроде вас.

Высокомерная интонация испанца начинала действовать на нервы.

– А как насчет искупления кровью? Это тоже часть Божьего промысла?

– Вы явно начитались рассказов о моей Церкви, о том, что было в далеком прошлом. Мы больше не практикуем искупление кровью.

Малоун указал на Кассиопею. Черт, до чего же она была хороша в эти минуты!

– Она – первая ваша жена? Третья? Восьмая?

– К вашему сведению, мы больше не практикуем многоженство.

Коттон, образно говоря, нажимал на кнопки, пытаясь найти нужную, однако Салазар оставался непробиваем. Малоун решил поменять тактику.

– Вы понимаете, что ужинаете с убийцей? – спросил он Кассиопею.

Испанец вскочил со стула.

– Довольно!

Вот. Наконец-то. Правильный ход.

– Убирайтесь отсюда! – потребовал Салазар.

Малоун поднял глаза. Ответный взгляд обжег его ненавистью, однако испанцу хватило ума сдержаться.

– Я видел труп, – негромко сообщил Малоун.

Салазар промолчал.

– Он работал на американское правительство. У него осталась жена с детьми.

Малоун бросил последний взгляд на Кассиопею. Было видно, что она сердита.

«Уходи», – сказали ее глаза.

Коттон отодвинул стул и встал.

– Я убрал двух твоих людей и Барри Кирка. Сейчас я пришел за тобой.

Салазар холодно посмотрел на него, однако промолчал.

Ему вспомнилось нечто такое, чему он научился много лет назад. Заведи человека, и он начнет думать. Добавь злости, и он наверняка все испортит.

Малоун ткнул в испанца пальцем.

– Ты у меня в руках, – сказал он и шагнул к выходу.

– Мистер Малоун!

Коттон застыл на месте и обернулся.

– Вы должны извиниться перед дамой!

Смерив Салазара презрительным взглядом, Малоун посмотрел на Кассиопею.

– Извините, – произнес он и, помолчав секунду, добавил: – Если я оскорбил вас.

Вашингтон, округ Колумбия

В обществе Дэнни Дэниелса Стефани чувствовала себя неуютно. Они вот уже несколько месяцев не виделись и не разговаривали друг с другом.

– Как поживает первая леди страны? – поинтересовалась она.

– Ждет не дождется, когда наконец покинет Белый дом. Так же, как и я. Политика – это не то, что было раньше. Пора начинать новую жизнь.

Двадцать вторая поправка к Конституции Соединенных Штатов допускала лишь два президентских срока. Почти каждому президенту США хотелось остаться на второй срок, хотя опыт истории свидетельствовал о том, что вторые четыре не идут ни в какое сравнение с первыми. Президент либо становится чересчур напористым, зная, что ему нечего терять, что отталкивало от него как сторонников, так и противников, – либо делался чересчур осторожным, спокойным и покладистым, не желая делать ничего такого, что могло снискать ему дурную славу. И то и другое не шло на пользу делу. Вопреки тенденции, во второй срок Дэниелс развил бурную деятельность, в том числе пытался разрешить горячие вопросы, из разряда тех, которыми занимались Стефани и ее отряд «Магеллан».

– Этот стол великолепен, – произнес президент. – Я специально попросил принести его сюда. Одолжил в госдепартаменте. А вот эти кресла были сделаны для Куэйлов, в первый срок президентства Буша.

От Стефани не ускользнуло, что Дэниелс нервничает, что не в его духе. Раскатистый баритон президента звучал тише обычного, взгляд казался растерянным.

– Я распорядился насчет завтрака. Ты проголодалась?

На столе уже стоял фарфоровый сервиз, украшенный гербом вице-президента. Хрустальные бокалы искрились и сверкали в ярком утреннем свете, лившемся в окна.

– Ты не мастер вести светские разговоры, – заметила Стефани.

Президент усмехнулся:

– Верно.

– Хотелось бы знать, в чем, собственно, дело.

От ее взгляда не ускользнула папка с бумагами, лежавшая здесь же, на столе.

Перехватив взгляд Стефани, Дэниелс вынул из нее лист и протянул Нелл.

Это была ксерокопия написанного от руки текста. Почерк явно женский, мелкий, витиеватый; слова разобрать довольно трудно.

– Это письмо было отправлено президенту Улиссу Гранту девятого августа тысяча восемьсот семьдесят шестого года.

Подпись оказалась разборчивой.

Миссис Авраам Линкольн.

– Мэри Тодд была еще та пташка, – прокомментировал Дэниелс. – Прожила нелегкую жизнь. Потеряла трех сыновей и мужа. Затем боролась с Конгрессом, чтобы выхлопотать себе пенсию. Это было нелегко. Будучи первой леди, она сумела настроить против себя почти всех в Белом доме. В конце концов она всем так надоела, что ей решили дать денег – лишь бы отстала.

– Она не отличалась от сотен тысяч ветеранских вдов, которым дали пенсию. Она ее заслужила.

– Неправда! Еще как отличалась! Она была миссис Авраам Линкольн, а к тому времени, когда Гранта избрали президентом, никто не хотел даже слышать имя Линкольна. Сегодня мы почитаем его как бога. Но в первые десятилетия после Гражданской войны Линкольн не был той легендой, которой он стал впоследствии. Его ненавидели. Осыпали оскорблениями.

– Неужели они знали что-то такое, что неведомо нам?

Дэниелс протянул ей другой листок, на этот раз с машинописью.

– Это распечатка с той копии, которую ты держишь в руках. Прочитай.