Презумпция невиновности - Ева Львова

Поднявшись из-за стола и сложив в тумбочку остатки пиршества, Илья смахнул крошки со стола и, прихватив грязные чашки, направился к выходу из кабинета.

– Садись вон за тот стол, – проходя мимо, кивнул Хитрый Лис в сторону окна. – Володя Мамаев все равно в отпуске, если что – ты моя коллега-следователь, понятно? Сидишь, молчишь себе в тряпочку и ни во что не суешься. Я сам спрошу все, что нужно.

– Как скажете, шеф, – усмехнулась я, перебираясь на указанное место.

Хитрый Лис рывком распахнул дверь и, выходя в коридор, сурово проговорил:

– Нино Горидзе? Пройдите в кабинет!

Взяв со стола, за которым сидела, потрепанный мужской журнал, я развернула первую попавшуюся страницу, уткнулась в рекламные фото девиц, предлагающих эскорт-услуги, и сделала вид, что с интересом их изучаю. Сама же краем глаза наблюдала за посетительницей. Горидзе оказалась высокой крупной женщиной с гордым профилем и тонкими губами, накрашенными яркой помадой. Темные волосы ее были уложены в высокую прическу, на черном платье сверкал массивный золотой кулон в форме арфы. Кинув на меня мимолетный взгляд, вдова чуть слышно пробормотала «День добрый», прошла к столу Лисицына и уселась на стул для посетителей. Мобильный в ее сумке издал призывный гудок, и женщина, немного подумав и снова покосившись на меня, вынула аппарат и ответила на звонок.

– Прекрати названивать, – прикрыв трубку рукой и продолжая коситься в мою сторону, прошептала она. – Откуда я знаю? Еще не говорила со следователем. Меня до сих пор держали в коридоре, только что вошла в кабинет. Следователя нет, он вышел. Понятия не имею, что он от меня хочет. Да брось ты дергаться, все будет нормально. Ты купил почитать в самолет? Ты же хотел заехать в книжный на Тверскую. Не смог? Понятно. Тогда на обратном пути забери Эдика из сада, и ждите меня дома – я приеду, как только освобожусь.

Убрав мобильник, Горидзе окинула внимательным взглядом кабинет и снова задержала взгляд на мне.

– Вы, случайно, не знаете, зачем меня вызвали? – раздраженно проговорила она. – Я тороплюсь, а меня держат в Управлении уже целый час.

– Сейчас придет мой коллега и скажет, зачем вы ему понадобились, – скучным голосом ответила я. – А я, извините, занимаюсь своими делами – их у меня в производстве больше девяноста.

И я, поигрывая ручкой, сосредоточенно склонилась над фотографиями полуголых красоток.

* * *

Хитрый Лис не заставил себя долго ждать – буквально через минуту он вернулся в кабинет, гремя чисто вымытыми кружками и помахивая исписанными листами, которые тут же убрал в выдвижной ящик стола.

– Спасибо за ожидание, – проговорил он тоном оператора на телефоне, пристраивая на тумбочку чашки и усаживаясь на место.

– Я тороплюсь, нельзя ли ближе к делу, – сухо проговорила вдова, поправляя кулон.

– Боитесь не успеть подготовиться к отлету в Данию? – понимающе осведомился Лисицын.

– Да, мы с сыном улетаем, – с вызовом откликнулась Горидзе. – После смерти мужа нас ничто не держит в этой стране.

– Насчет смерти вашего мужа я и хотел поговорить, – приветливо посмотрел на собеседницу Лисицын, подаваясь вперед. – Нино Вагизовна, вы, случайно, не знаете, что заставило Левона Давидовича отказаться от операции? Профессор Михайлов до сих пор пребывает в недоумении.

– Сама теряюсь в догадках, – понизила голос вдовица, делая трагическое лицо. – Все шло так хорошо – собрали денег, нашли донорское сердце, назначили день операции, и вдруг Левон заупрямился. Не буду, говорит, оперироваться, и все тут.

– А собранные через Интернет деньги, сто тысяч долларов, куда они делись?

– Я положила деньги в банк на имя нашего сына, – не моргнув глазом, ответила женщина. – Это было последнее желание моего мужа. Левон души не чаял в Эдике и, умирая, велел именно так распорядиться деньгами.

– А вы, значит, законный опекун несовершеннолетнего Эдуарда Горидзе, – усмехнулся следователь, – и полноправный распорядитель всех его средств.

– И что вас позабавило? – вскинула брови вдова. – По-моему, вполне естественно, что мать распоряжается средствами шестилетнего сына.

– Ну да, ну да, – покивал головой Лисицын. – Значит, Левон Давидович пожелал умереть, чтобы обеспечить будущее своего сына.

– Эдик – поздний ребенок, он был для Левона светом в окне.

– Тем более странно, что Левон Давидович не захотел увидеть, как растет его сын, как мужает и становится взрослым. Скажите, Нино Вагизовна, вы знакомы с Надеждой Смирновой?

Лицо женщины окаменело и стало походить на маску. Погасив в глазах зарождающуюся панику, она стальным голосом отчеканила:

– В первый раз о ней слышу.

– А вот Смирнова знает вас довольно хорошо. Я в туалет ходил чашки мыть, – доверительно понизил голос Лисицын, – и заглянул в комнату для допросов. Там ваша так называемая «племянница» Надя Смирнова, которую вы не помните, как раз дает признательные показания. На самом деле липовую сиделку зовут Королева Марина Геннадьевна, и в родственных связях вы с ней не состоите. Так вот, Королева три страницы уже исписала, и все про вас.

Илья достал из стола припрятанную ранее стопку бумаги и положил ее перед посетительницей.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – вжала голову в плечи Горидзе.

– Я вам напомню, о чем идет речь. Марина Королева под творческим псевдонимом Надежда Смирнова на родственных началах работала сиделкой у вашего мужа как раз в тот момент, когда он отказался от операции. Так вот, девушка утверждает, что Левон Горидзе принял это решение не сам – он был поставлен перед трудным выбором: либо пересадить себе сердце, либо передать собранные на операцию деньги похитителям его сына Эдуарда. Вам что-нибудь известно об этом, Нино Вагизовна?

– Я ничего об этом не знаю, – чуть слышно проговорила женщина, еще больше сжимаясь в комок.

– А вот Королева пишет, что вы, Нино Вагизовна, прекрасно были осведомлены о происходящем. Читаем показания Королевой: «Левону Горидзе меня представили как племянницу Нино Вагизовны из Екатеринбурга. Я якобы приехала поступать в институт, сдала экзамены, в ожидании начала учебного года решила подработать, и тетушка предложила мне работу сиделки. В мою задачу входило вести у постели больного телефонные разговоры с Нино Вагизовной таким образом, чтобы Левон Давидович слышал каждое мое слово и из всего сказанного мог сделать однозначный вывод, что Эдика похитили преступники и требуют за жизнь мальчика непомерный выкуп. По легенде, я должна была просить денег у своего отца, и Нино Вагизовна, навещая мужа, отводила меня в сторону и громким шепотом спрашивала, готов ли папа дать нужную сумму на выкуп Эдика. Мы разговаривали таким образом, чтобы больной слышал и понимал, о чем ведется речь. На самом деле мальчик находился дома, продолжал посещать садик и вести привычный образ жизни, а все это представление с похищением было затеяно с одной-единственной целью – чтобы Левон Горидзе отказался от дорогостоящей операции. Что он в конце концов и сделал».