Глобальное порабощение России, или "Глобализация по-американски" - Геннадий Зюганов

Если под этим углом зрения посмотреть на историю капитализма, то она окажется историей того, как социальные и экономические отношения, социальные и экономические вопросы обряжаются в одежды национальных отношений и национальных вопросов. Национальное же сводится до сиюминутного социального и экономического. Но национальное значительно старше капитализма и переживет его. Капитализм сковывает и извращает национальное развитие. Поэтому сегодня главная свобода национального развития — в отделении его от капиталистической формы.

То же касается и развития национальных культур. Проблема защиты национальной и культурной идентичности, самобытности никогда еще не стояла так остро, как сегодня. На повестке дня не консервация на уровне «старины», а защита права на свободное развитие. Взаимодействие с иными культурами ему не только не препятствует, но, наоборот, способствует.

Социалистический интернационализм как раз и предполагает взаимодействие и взаимообогащение национальных культур. Глобализм же кровно заинтересован в культурной и языковой унификации на крайне пониженном, максимально примитивном уровне. Здесь культура и язык превращаются не более чем в функцию капитала, так как и сам человек, его личность превращены в функцию капитала, в один из «моментов» его кругооборота. «Культура» капитализма сводится к рекламе, навязыванию образа жизни как комбинации потребностей.

Втянутая в такой кругооборот личность необратимо деформируется, примитивизируется. Глобализм формирует некий новый, «глобальный язык» (преимущественно на основе английского), который все больше и больше примитивизируется. Англоязычные вкрапления не обогащают, а обедняют национальные языки, способствуют не расширению, а сужению их лексической и понятийной базы.

Глобализм — это даже не ассимиляция одной национальной культуры другой. Это подчинение всех национальных культур единому, пониженному космополитическому и, по сути, антикультурному стандарту. Формирование на их месте масскультуры, нацеленной на превращение человека в функцию капитала, на полное вытравление из человека всего того, что мешает или просто не требуется для исполнения этой функции.

Поэтому «глобалистская культура» — это ни в коем случае не культура Запада, если иметь в виду под этим понятием почти трехтысячелетнюю европейскую культурную и научную традицию, берущую начало в античном мире. Сегодня в мировом духовном пространстве столкнулись не Запад и Восток, а культура и антикультура, в равной мере враждебная как западной, так и восточной культурной традиции. Ленинский тезис о борьбе «двух культур», существующих в каждом классово-антагонистическом обществе, сегодня актуален как никогда.

Современное российское общество ныне являет собой арену, на которой эта борьба протекает в наиболее острых формах. И в то же время она ярко окрашена в неповторимые, исконно русские тона и как бы продолжает спор, который длится уже третье столетие.

Сегодня очевидно, что пресловутый тезис о «возвращении в цивилизацию» есть воспроизведение наихудших черт и традиций космополитического западничества: «Россия — страна изначально дикая, варварская, выпавшая из истории цивилизованного человечества». Но и противостоявшее западничеству крыло «славянофильства», которое защищало экономическую отсталость и крепостнические порядки под видом защиты национальной самобытности, было ничуть не лучше.

Русская революционно-демократическая мысль в лице ее ярчайших представителей — Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова, Салтыкова-Щедрина, Г. Успенского — указала пути демократического разрешения вопроса, явила пример верного понимания русского национального характера. Особые черты русского народа эти люди видели в непримиримости ко всяким половинчатым, фальшивым решениям, в горячем стремлении вырваться из старого, крепостнического ярма без подчинения новому рабству буржуазной цивилизации, в трезвой способности отбирать лучшее среди достижений современной культуры, не поддаваясь внешним эффектам, обманчивой видимости комфорта и благополучия.

Эти черты с наибольшей полнотой воплощены в «феномене Пушкина». Его гениальное творческое наследие показало и доказало: культура только тогда становится подлинно национальной и народной, когда достигает мирового, интернационального значения, становится органичной составляющей мировой культуры.

В советской истории спор повторился еще раз в новых социальных и значительно более драматичных политических формах. Образно выражаясь, это была борьба советского интернационализма против троцкизма как предтечи, как особой, псевдореволюционной формы глобализма, отрицавшего какую-либо национально-культурную ценность России и ее народов, видевшего в нашем Отечестве всего лишь «охапку хвороста» для разжигания пожара мировой революции.

Сегодня утверждение о необходимости продолжить самобытный путь нашего исторического развития сталкивается с не менее ожесточенными нападками современных глобалистов. Только и разницы, что теперь они прикрываются не ультрареволюционной фразой, а либерально-космополитической терминологией. Кричат не о невозможности построения социализма «в отдельной стране», а о невозможности существования России вне рамок «глобальной цивилизации».

Впрочем, суть от этого не меняется: и старые, и новые «сокрушители» России отрицают саму возможность самостоятельного «российского пути» в рамках многополярного мира. И те и другие видят в России лишь плацдарм для достижения целей, чуждых интересам нашей страны и нашего народа.

Империалистическая глобализация становится фактором, разрушительно действующим на всемирную историю, на интернациональную мировую культуру, как плод взаимодействия самостоятельных и самобытных культур. Она создает свою, космополитическую культуру, которая навязывается всем извне и «сверху», разрушая национальные культуры и замещая их абстрактными «общечеловеческими», а на деле — сугубо буржуазными ценностями атомизированного индивида.

Образуемое такого рода индивидами «гражданское общество» — не всемирное общечеловеческое состояние, а именно буржуазное общество, возводящее свои специфические отношения и ценности в ранг абсолютных и вневременных общечеловеческих. Поэтому на самом деле за рамками гражданского общества остается большинство, подобно тому, как за пределами античных обществ, античных демократий оставалась огромная масса рабов, этих, по определению Аристотеля, «говорящих орудий».

Но если без античного рабства не было бы мировой культуры, то современное изощренное рабство уже не является необходимым условием развития цивилизации. Наоборот, оно стало тормозящим фактором. Приоритет личности перед обществом — не более чем декорация, ширма, за которой скрывается тоталитаризм потребительского общества. Царящая в нем демократия есть демократия для немногих привилегированных слоев (по-нашему, номенклатуры). Как писал Достоевский, воочию познакомившись с образцовым для своего времени буржуазным политическим строем и госаппаратом Франции эпохи Луи Наполеона: «Что такое liberte? Свобода. Какая свобода? Одинаковая свобода всем делать все что угодно в пределах закона. Когда можно делать все что угодно? Когда имеешь миллион. Дает ли свобода каждому по миллиону? Нет. Что такое человек без миллиона? Человек без миллиона есть не тот, который делает все что угодно, а тот, с которым делают все что угодно».