Пушки Смуты. Русская артиллерия 1584–1618 - Алексей Николаевич Лобин

клином (утрачен) через поперечное сквозное отверстие. Восемь отверстий по периметру клинового отверстия были предназначены, очевидно, для фиксации призматического клина. В канале ствола имеется 10 полукруглых винтовых, в ¼ оборота, нарезов (ВИМАИВиВС. № 9/59).

Поверхность орудия была украшена литым орнаментом в виде маскаронов и мифологических фигур (антропоморфные крылатые женские фигуры), литыми орнаментами. Торель орудия украшает орнамент из отлитых листьев.

Важно отметить, что на казенной части можно заметить три затравочных отверстия, два из которых заклепаны, что вызвало еще в XIX в. предположения об участии орудий в боевых действиях.

Литой государственный герб (двуглавый орел, но без скипетра и державы, с тремя коронами, с щитом, на котором изображен ездец, скачущий в левую геральдическую сторону, поражающий копьем змея), по сторонам которого обозначение года: «16:15»[446].

На торельном пояске вокруг ствола надпись по-латыни: «MAGNO DOMINI TZARI ET MAGNO DVCI MICHAELI FOEDROWITS OMNIVM VRSORVM» («Великому государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всех медведей»). Игра слов, похожая на ошибку (вместо «OMNIVM RVSORVM» «OMNIVM VRSORVM», т. е. «всех медведей», а не «всея Руси»), относит надпись к курьезным случаям пушечного производства. Откуда и как появилось это орудие в России – предмет спора историков по сей день.

В 2016 г. я высказал мнение, что эта необычная пищаль в XVII в. стояла на вооружении Архангельска. Описание орудия я нашел в «Двинском росписном списке» 1683 г.[447]. По-видимому, это орудие, как мне кажется, доставили через Архангельск из Голландии. В описях Архангельска и Холмогор упомянуты две такие пищали, отличающиеся по весу. Очевидно, это подарок в виде двух оригинальных пищалей, доставленный новому российскому царю.

Труду В.В. Галкина принадлежит полный историографический очерк об этой пищали[448], поэтому не стоит подробно останавливаться на мнениях, тем более что все они описаны в работе упомянутого автора. Здесь нам предстоит ответить на главный вопрос о происхождении ствола. Автор проследил, что писали историки с XIX по XX в. об этом образце литейного производства.

Весьма интересно – в трудах некоторых исследователей советского периода 1930–1950-х гг. говорилось об изготовлении русским мастером предшественников «принятых теперь во всех армиях затворов» и о мировом приоритете «Москвы в изготовлении нарезных казнозарядных орудий»[449].

Приятно, что В.В. Галкин отметил и мою скромную работу: «Следует, однако, отметить и одно исключение. Из общей массы современных публикаций с упоминанием орудия 1615 г. выделяется работа 2016 г. А.Н. Лобина (…). Следует отметить то, что А.Н. Лобин вводит в научный оборот новые данные об орудии 1615 г. – указание на письменный источник XVII в., в котором содержится описание орудия. Однако следует пояснить – в данном источнике упоминаются два орудия 1615 г. с посвящением царю Михаилу Федоровичу на латинском языке. Одно из них, весом 21 пуд 15 фунтов, находилось в Архангельске, а другое, весом 19 пудов 10 фунтов, состояло на вооружении Холмогор. Учитывая тот факт, что на пищали из собрания ВИМАИВиВС имеется чеканная надпись «19 пудов 10 фунтов», можно предположить, что данное орудие в 1683 г. находилось в Холмогорах»[450].

В то же время автор отмечает относительно моей версии об иностранном происхождении орудия: «Возможно, его выводы основаны на анализе объекта, однако никаких аргументов, обосновывающих гипотезу о европейском происхождении орудия, он не приводит». «Скажем прямо: в 1877 г. скрупулезный профессионал Н.Е. Бранденбург, опираясь на свой багаж знаний, в современной ему системе фактов делает определенные выводы, а спустя 149 лет другой профессионал, со своим багажом и системой ориентиров, делает абсолютно противоположный вывод, опираясь на те же самые данные. И оба они делают этот шаг, не предварив его комплексным и системным анализом предмета (по крайней мере, не представив его общественности)».

Конечно, свои доводы об иностранном происхождении орудия я не привел, здесь же следует раскрыть их более подробно:

1. В описи 1683 г. четко написано: «пищаль медная немецкого литья» – это ли не указание на европейское происхождение?

2. Надпись латынью по фризу в дательном падеже на казне сделал явно европейский мастер (мастер на службе русского царя не мог ему дарить пищаль, так как все, что отливалось на Пушечном дворе, принадлежало государю). В России в 1615 г. таких орудий не лили – и не было тогда по документам 1598–1618 гг. на Пушечном дворе иностранного пушечного мастера. При господстве с 1580-х гг. «русской литейной школы», когда мастера делали стволы с русским традиционным орнаментом, отливка орудия с европейским орнаментом и надписью латынью является нонсенсом.

3. Наличие российского герба никак не подтверждает российское происхождение орудия, потому как герб выполнен в европейской манере (аналоги на русских пушках отсутствуют). Подобные гербы лили голландцы в 1630-х гг. по заказу русского правительства.

4. Через Архангельск поступали стратегические товары из Голландии и Англии. Со Швецией в то время была война. Именно в 1615 г. Голландия предложила России свое посредничество в примирении со Швецией, и вообще, мы знаем, что в 1620-е гг. Генеральные Штаты присылали царю в качестве подарков изящные пушки. Так что вполне возможно, что это они сделали раньше – в 1615 г.

Итак, можно выдвинуть версию о голландском происхождении нарезной казнозарядной пищали 1615 г.

Заключение

После Ливонской войны в Российском государстве был взят курс на интенсивное производство артиллерии. В царствование Федора Ивановича отливается большое количество именных и полуторных пищалей – подлинных шедевров литейного искусства. «Царь-пушка», «Скоропея», «Троил», «Аспид», «Свиток», «Лев», «Медведь» и ныне украшают музейные собрания Москвы и Санкт-Петебурга. Жаль, что не уцелели до наших дней «Раномыжская», «Соловей», «Сокол», «Девица» и другие прекрасные образцы русского орудийного производства.

На заключительном этапе Смуты русские крепости практически не имели полноценной артиллерии. Фрагменты описей 1620-х гг. показывают удручающее состояние «городового наряда»: на вооружении крепостей можно встретить «урывки», из которых «стрелять престрашно», «пищали горелые», «пищали вестовые». Кое-где недостаток артиллерии компенсировался мелкокалиберными орудиями «домашнево дела» – коваными «вальконейками» и «затинными пищалями». В то же время в некоторых городах оставались и старые, но вполне годные орудия XV–XVI вв. (часть этих орудий была прислана из Москвы за неимением новых стволов). Так, в архивной описи городов Белгородского разряда 1676/77 гг. можно встретить пищали 1490–1491 гг. (Ливны), 1498–1499 гг. (Мценск и Новосиль), начала XVI в. (Белгород), 1550-х–1560-х гг. (Воронеж)[451]. Интересно, но Смуту пережили многие пищали Каспара Ганусова и Богдана (Васильева) – известных мастеров времен Ивана Грозного. В описях XVII в. упоминаются несколько десятков стволов этих литейщиков.

Бедственное положение артиллерийского вооружения вплоть до 1630-х гг. фиксируют описи того времени в Осколе, Белгороде, Цареве-Борисове, Валуйках, Ельце, Туле, Белой, Новгороде и в других крепостях.

Россия ко времени окончания Смуты фактически лишилась городового наряда. В период гражданской войны и интервенции новые и крупные орудия отправлялись в походы, захватывались неприятелем. Многие стволы из-за