Танцы на цепях  - Рэйв Саверен

Интересно, как ее руки чувствовались бы на открытой коже?

Как бы тонкие пальцы вплетались в волосы? А если бы она сжала их в кулаке и потянула назад? Он бы сошел с ума, совершенно точно. И, возможно, сделал бы с ней то же самое.

От одной мысли о белой коже, под которой пульсировала голубоватая венка, челюсть свело судорогой, а губы пересохли.

И вот она проделывает этот трюк снова. Все его естество содрогнулось от изумления, когда золотистый клинок, на полном ходу, врубился в лицо ближайшего расколотого. Оно треснуло, точно переспевший орех, кровь брызнула на белоснежные корни под ногами. Тело рухнуло и несколько раз дернулось, а цепкие пальцы ухватили воздух в отчаянной попытке сцапать врага, но девчонка не опустила взгляд.

Просто прошла вперед, вдавив каблук сапога в обмякшую плоть так, что затрещали кости.

Выглядело это настолько вызывающе, что у Ш’янта на мгновение отнялся язык.

Проклятье, как хотелось скрыться в тени, чтобы посмотреть, как эта бестия выглядит в движении, с люзом в руке!

Он мог бы собственную жизнь поставить на то, что зрелище отпадное.

Расколотый, решивший проверить на прочность его броню, тотчас отправился в пропасть разорванный пополам. Твари были хлипкими, мягкими, словно тесто; плоть так и рвалась под когтями, но расколотые брали не этим. Она напирали со всех сторон, окружали добычу и давили числом.

Рядом мелькали золотистые отблески, когда кровавое солнце Изнанки скользило по мечу. Малявка вертелась ужом и старалась близко к Ш’янту не подходить. Опасалась, что он может столкнуть ее в пропасть вместе с трупом очередного поверженного врага.

Количество тварей поражало и угнетало одновременно. Они лезли отовсюду: из-под переплетенных корней, мчались с другой стороны расселины. Ш’янт никогда не сталкивался с такой лавиной расколотых – будто все кровопийцы Изнанки решили собраться в одном месте!

Звон за спиной оборвался, затем истерично взвился в небо, и слух резанул пронзительный крик. Резко обернувшись, Ш’янт одним ударом отсек часть головы врага вместе с верхней челюстью. Девчонка пошатнулась, прижимая руку к груди. В карих глазах застыл испуг и самоубийственная решимость, но взгляд быстро заволокло пеленой подступающего беспамятства.

Укусы были не смертельны, но отправляли в нокаут кого угодно.

Твари взяли их в кольцо, из раскрытых пастей вывалились влажные красные языки. Только после смерти двух десятков собратьев, расколотые решили сменить тактику.

Хорошая возможность прорваться. Схватить мелкую за шкирку и рвануть вперед! Даже если цапнут, то для Ш’янта это не проблема. Ни один яд не возьмет его.

Мост под ногами неожиданно просел. Твари остервенело рвали корни и выдирали их из стены, от оглушительного воя кровь стыла в жилах.

Решили сбросить незваных гостей? Когда это Ш’янт успел так насолить местному населению, что они готовы жизнями пожертвовать, лишь бы скинуть его во мрак?!

Всего один удар сердца – и мост прогнулся еще больше, покачнулся, и до ушей Ш’янта донеслось хлюпанье, с которым могла бы рваться влажная тряпка. Даже его скорости было недостаточно, чтобы успеть пересечь расселину до того, как опора уйдет из-под ног.

Обхватив девчонку за пояс, он поймал ее взгляд. Мелкая все еще хваталась за реальность, но могла отключиться в любую секунду. Меч вот-вот выпадет из рук. Одним движением пристегнув его, Ш’янт невесело усмехнулся.

– Молись, чтобы я успел затормозить, – сказал он и, оторвав ее от земли, перемахнул через плотное кольцо расколотых, чтобы встретиться лицом к лицу с пропастью.

***

Вспышки снов. Сотни, тысячи вспышек. Крохотные разноцветные огоньки в кромешной темноте. Тянули щупальца к рукам, касались пальцев, скользили по шее, будто хотели задушить, но Безымянная не чувствовала давления. Абсолютную тишину нарушал странный гул, от которого будто вибрировало все тело, каждая клеточка.

Огоньки звали ее. Молили прикоснуться, будто это может на мгновение оживить сны, давно покрывшиеся пылью.

Сколько же их здесь? Стоит ли выбрать один? Два? Сколько я успею посмотреть, прежде чем реальность обрушится на меня?

Огоньки пульсировали и норовили облепить ее со всех сторон. Глаза разбегались, хотелось увидеть как можно больше, руки тянулись к нескольким одновременно. Особенно настырная розоватая вспышка, одна из самых крупных, метнулась под пальцы, утягивая в водоворот сна.

Над полем брани несутся кровавые облака, а земля так плотно усеяна телами, что не видно ни одного свободного клочка. Кажется, что одно большое кладбище тянется до самого горизонта.

Треск костей ввинчивается в уши, заставляет повернуться на звук.

Хрясь!

Один уверенный шаг. Солнце почти скрылось за острым горным хребтом вдалеке, но света достаточно, чтобы сомнений не возникло.

Ш’янт здесь, и он склоняется над одним из тел, чтобы что-то прошептать и оторвать от измазанного кровью плаща убитого широкую ленту.

Он накручивает ее на запястье и завязывает двойным узлом.

Будто берет трофей.

Черные волосы всклокочены, лицо в крови, и когда язык пробегает по губам, собирая красные капли, то заметно, что и острые клыки все в крови.

Черный, чуть изогнутый меч подрагивает в крепкой руке, а в глазах – безумие и горечь.

Розовый огонек мигнул и отлетел в сторону. Сон был обрывочным, эфемерным, но Безымянная могла поклясться, что чувствовала запах пепла и ощущала под пальцами шершавость рукоятки клинка.

В руку ткнулся золотистый огонек, слабее и меньше первого.

Звон стали, запах зимы. Под ногами хрустит снежный настил, такой плотный, что движения вязнут и смазываются, из груди вырывается тяжелое дыхание. Рукоять меча обжигает пальцы даже сквозь перчатки, а вокруг кружатся существа, для которых нет названия.

Ослепительная зеленая вспышка бьет по глазам. Твари растворяются, кричат и гибнут, охваченные призрачным огнем. Приходится поднять руку, чтобы не ослепнуть. Рассмотреть спасителя не удается, сон рассыпается как карточный домик, выталкивая во мрак.

Разноцветные всполохи множились, но внимание Безымянной привлек невзрачный серый шарик, который будто боялся, что она выберет его. Этот крохотный сон едва теплился – еще чуть-чуть, и никто больше не сможет познать его тайну.

Невозможно отказаться от подобного искушения – рука сама потянулась к юркой серой искре, не желавшей сдаваться без борьбы.

Безымянная рванулась вперед, извернулась и ухватила огонек, стиснув пальцы так, словно от этого зависела ее жизнь.

Ненависть.

Ненависть и отчаянье пропитали воздух, как яд может пропитать тело. Вкус чужого горя, пронизывающего даже каменные стены вокруг, отдавал дымом и скользил по языку, он был повсюду, въедался в одежду, оседал на волосах.