Крыса в храме. Гиляровский и Елисеев - Андрей Добров

Я пешком дошел до забора елисеевского магазина и у самых ворот столкнулся с Ветошниковым.

– А, вы уже здесь, как я погляжу, – неожиданно дружелюбно сказал сыщик. Вероятно, приезд полковника Слободянюка произвел на него сильный эффект.

– Здравствуйте, Никифор Сергеевич, – поздоровался я.

– Как быстро распространяются плохие новости, – сокрушенно покивал он, – Еще одна смерть. Причем такая неожиданная!

– Да, – согласился я.

Смерть профессора Мураховского и впрямь стала для меня полнейшей неожиданностью.

– Пришли на осмотр тела? – спросил Ветошников.

Я остановился в удивлении.

– А разве оно здесь?

– Где же ему еще быть? Говорят, совсем молодой человек!

– Ну, – возразил я, – не меньше пятидесяти.

Ветошников снял свой котелок и вытер лоб рукой.

– Как пятьдесят? А мне сказали, что покойному – не более двадцати трех. Он только начал заниматься преподавательской деятельностью.

– Не понимаю! Кто вам мог сказать такое? Он давно преподает в университете.

– Значит, кто-то из нас путает, – озабоченно произнес сыщик. – Мы точно говорим об одном и том же человеке?

– О профессоре Мураховском? – спросил я.

– Нет-нет, речь о молодом преподавателе немецкого языка. – Ветошников нажал кнопку электрического звонка. Ворота приоткрылись. Из них выглянул Теллер. Он поздоровался с Ветошниковым, а меня даже не удостоил взглядом.

– Пойдемте, – скомандовал главный охранник, и мы потянулись за ним.

В большом торговом зале продавцы были разбиты на группки и занимались странным делом – составляли большие пирамиды из отборных яблок. Я сразу заметил, что атмосфера тут царила нехорошая, испуг читался на лицах людей – они переглядывались и коротко перешептывались. Когда мы вошли, высокий блондин с прилизанными волосами как раз заканчивал пирамиду, осторожно укладывая на самый ее верх краснобокое яблоко. Вероятно, мы его испугали, он дернулся, зацепил рукой за средний ряд, и яблоки с громким стуком рассыпались по полу.

– Лядушкин! – послышался окрик сбоку. – Черт неумелый! Ты мне так все побьешь! Одно из яблок подкатилось к моим ногам. Я нагнулся и взял его в руки, ощутив тепло и неестественную легкость плода.

– Что за сорт? – спросил я Теллера.

Тот, не оборачиваясь, бросил на ходу:

– Восковые муляжи.

Я пригляделся – и правда, яблоки были искусно сделаны из воска. Я бросил свое ближайшему продавцу, и тот ловко перехватил яблоко в полете. Мы прошли через весь торговый зал под тревожные взгляды продавцов, потом по давешнему коридору вошли в помещение поменьше, уставленное витринами с бутылками вина, свернули налево в дверь и оказались во внутреннем дворе, перекрытом двускатной легкой крышей. Здесь не было никакого дождя, грунт был плотно прибит и сух. С балки свешивался большой фонарь, мощности которого, наверное, хватало, чтобы осветить весь двор. Вдоль стен стояли штабеля коробок, свободными оставались только участки с большими проемами – наверное, для подачи груза внутрь помещения. Посреди двора свободно помещалась телега без лошади. На телеге громоздились два ряда ящиков.

– Не стойте тут, пойдем дальше, – раздраженно бросил мне Теллер.

Мы вошли в один из стенных проемов, свернули снова влево и уткнулись в дверь.

– Мармеладный цех, – сказал Теллер и открыл дверь.

Это было длинное помещение, освещенное окнами, расположенными вдоль одной из стен. Под окнами стояли простые разделочные столы. Вдоль противоположной стены выстроился ряд плит – над каждой свой светильник с плоским светлым абажуром, чтобы давать максимум света. Такие же лампы свисали в ряд и с потолка. Пол был выложен простой, но красивой плиткой, а белые стены до половины закрашены коричневой краской. Посредине цеха высились целые груды круглых жестяных коробок непонятного для меня назначения. Вероятно, это были формы для мармелада. Только одна груда была разрушена – жестяные коробки раскатились по всему полу – как те восковые яблоки в центральном торговом зале. И там же лежало тело – лицом вниз. На спине белел клочок бумаги.

Я первым подскочил к трупу и схватил записку.

– Э! Постойте! – крикнул Ветошников. – Ничего не трогайте!

– Это чтобы сквозняком не сдуло! – сказал я и подмигнул моментально поскучневшему Теллеру.

Одного взгляда мне хватило, чтобы понять – записка на трупе была написана тем же почерком, что и письмо Бори.

«Красный Призрак заберет у тебя все!» – значилось в записке. Я передал ее Ветошникову.

– Странно, – сказал я, – что значит «заберет у тебя все»? При чем тут убийство?

– Григория Григорьевича нет сегодня? – спросил у Теллера сыщик.

– Он вчера уехал в Петербург. Но я отправил телеграмму. Вряд ли Григорий Григорьевич приедет, у него в столице свои дела. Так что придется нам справляться без него.

Вот как! – подумал я. – Странно, хозяина нет на месте, но Теллер не воспользовался этим, чтобы отшить меня! Это хорошо, у меня как раз есть несколько вопросов к господину ротмистру.

– Скажите, Федор Иванович, а те подземные ходы, которые мы с вами обнаружили, – я сделал многозначительную паузу, – вы их уже успели заделать?

– Давно, – мрачно ответил Теллер. – Давно и, поверьте, надежно. Елисеев сам проверял. С кувалдой. Через них теперь даже крыса не пролезет.

– Однако какая-то крыса все же пролезла, – указал на мертвеца Ветошников.

– Так точно, – ответил Теллер сухо.

– Ну, что же, давайте его перевернем, – предложил сыщик.

Мы с Теллером взялись за мертвеца и перевернули тело лицом вверх. Это действительно был молодой учитель немецкого языка, которого я еще так недавно видел в большом зале. На нем был светлый костюм, белая рубашка и узкий галстук в коричневую клетку. Галстук сбился набок, а рубашка на груди намокла от крови. Я потрогал пятно пальцем.

– Можно сказать – свежая, не то, что у того, прежнего тела.

– В каком смысле? – повернулся ко мне Теллер, тщательно вытиравший руки большим платком.

– А вы что думаете? – спросил я у Ветошникова.

– Думаю, да, – отозвался тот. – Сейчас приедет наш врач. Пожалуйста, Федор Иванович, распорядитесь, чтобы его впустили и привели сюда. А мы подождем вашего прихода и не будем ничего трогать.

Теллер подозрительно посмотрел на сыщика и, не говоря ни слова, вышел. Мы остались с Ветошниковым одни. Сначала этот толстяк бесцельно топтался у разделочного стола, глядя в окно, а потом повернулся и погрозил мне пальцем:

– Ну, господин Гиляровский, признавайтесь, в какие игры вы играете?