Гитлер и стратегия блицкрига. Третий рейх в войне на два фронта. 1937-1943 - Трумбулл Хиггинс

Тем не менее в начале ноября, когда трудности будущих операций приближающейся зимы становились все более очевидными, немцы имели причины надеяться на победу над русскими в 1942 году. В ноябре – декабре 1941 года общий объем промышленного производства в районах, находившихся под контролем советского правительства, составлял менее половины от достигнутого в июне 1941 года. 40 % населения СССР находилось под властью противника, равно как и две трети советского производства угля и чугуна в чушках, 38 % зерновых полей, 41 % железнодорожных линий. Из-за прекращения производства, вызванного перемещением заводов на восток, производство стали в СССР снизилось на две трети, а производство шарикоподшипников, незаменимое для всего машиностроения, составляло 3 % нормального уровня. Только за предыдущие два месяца производство боевых самолетов упало, составив всего четверть от объема производства в сентябре. Только в производстве боеприпасов наблюдался рост (в отличие от немецкой армии), хотя этот рост все еще не обеспечивал потребности советских частей на фронтах.

Вряд ли стоит удивляться заявлению Черчилля в конце октября, что из-за потери своего военного производства Россия вскоре будет низведена до уровня «второстепенной военной державы», даже если Москва и Ленинград устоят против немцев. Черчилль, как и Гитлер, полагал, что немецкая армия в ближайшем будущем освободится и направит свои основные силы против англичан на Средиземноморье или Ближний Восток.

В октябре грандиозные победы немцев на подступах к Москве привели к одобрению ОКВ пассивной в основном ситуации на Финском фронте, но 26 октября группа армий «Север» Лееба начала финальное наступление, чтобы соединиться с финнами на реке Свирь за Ладожским озером, тем самым перерезав последний путь снабжения Ленинграда через Ладогу. Без помощи неподвижно стоявших финнов или своих танков, теперь занятых в операции против Москвы с севера, наступление Лееба остановилось в Тихвине в самом начале ноября. До места встречи с самым северным скандинавским союзником Германии оставалось еще более 100 километров. Но эта неудачная операция принесла рейху неожиданные дополнительные преимущества, приведя к новой стычке между англичанами и русскими.

8 ноября, отвечая на послание Черчилля, искавшего альтернативу британскому объявлению войны Финляндии и другим континентальным союзникам Германии, Сталин с горечью назвал бездействие Британии «нетерпимой» публичной демонстрацией отсутствия единства в рядах союзников. Черчилль поступил мудро и не стал немедленно отвечать на этот яростный крик Советов. Не сделали англичане попытки и помочь полякам, когда эти неудачливые союзники в середине сентября обнаружили, что большинство их пленных офицеров, раньше бывших в Советском Союзе, уже давно исчезли без следа.

Одновременно с возобновлением немецкого наступления на Москву поступили фантастические приказы Гитлера развить киевский успех на Украине, продвинувшись до зимы более чем на 600 километров на юго-восток к линии Сталинград – Майкоп. Фюрер, чтобы обеспечить гарнизоны для столь обширных территорий, с радостью принял добровольное предложение еще шести дивизий от Муссолини, дивизий, которые, по замыслу фюрера, должны быть со временем использованы на новом итальянском жизненном пространстве Закавказья – в теплых регионах Грузии и Армении.

После захвата в конце октября Харькова и Донбасса Гитлер поручил еще одно наступление группе армий Рундштедта, а именно прорваться через Перекопский перешеек и занять Крымский полуостров. Танковый генерал Эрих фон Манштейн, теперь назначенный командующим 11-й (пехотной) армией в этой идеальной для танков стране, сумел в начале ноября сокрушить довольно слабые укрепления на перешейке и захватить большую часть Крыма, пленив 100 000 военных из советской 51-й армии. Однако в это время Манштейну не хватило резервов, чтобы взять фанатично защищаемую русскими военно-морскую базу Севастополь. Вследствие этого немецкая 11-я армия еще долго была привязана к любимому Гитлером авианосцу (Крыму) и не имела возможности реализовать чрезмерные амбиции Гитлера дальше на восток. По крайней мере, тогда Гитлеру пришлось все-таки осознать, что захват нефтяных месторождений Кавказа придется отложить до весны 1942 года.

С недоверием рассмотрев приказ Гитлера о начале продвижения к Волге и Кавказу еще осенью 1941 года, Рундштедт 9 ноября выступил за общее прекращение наступления немецких армий в России, включая группу армий Бока. Поскольку это предложение было отвергнуто даже ОКХ, 21 ноября Рундштедт с неохотой направил свои танковые и мотопехотные части вперед к Ростову – воротам Кавказа, чтобы уничтожить важные мосты через Дон.

К сожалению, вынужденный держаться на этой непригодной для обороны позиции и из-за приказов Гитлера, и благодаря пропаганде Гиббельса, Рундштедт не смог отдать распоряжение своим танкам отойти на зиму на предварительно подготовленные оборонительные позиции на реке Миус. У Рундштедта было больное сердце; его состояние здоровья ухудшилось, и 30 ноября он подал в отставку. Фюрер ее немедленно принял. Но его преемник, убежденный нацист фельдмаршал Вальтер фон Рейхенау, все равно получил разрешение отвести III танковый корпус к реке Миус, только на день позже. Маршал Тимошенко взял Ростов в конце ноября – это было первое большое успешное советское наступление с начала войны и являлось угрожающим знаком для измученной немецкой армии, готовившейся встретиться с суровой русской зимой.

К началу ноября приход морозов в Москве, так же как и сильная усталость немецких сил на подступах к русской столице, заставил немецких штабистов серьезно пересмотреть свои взгляды на будущее наступление. Граф Чиано получил информацию о том, что немецкая армия в России до крайности изнурена в результате недальновидного руководства Гитлера, и сам фюрер 9 ноября признал, и это было совершенно необычно для него, что признание невозможности уничтожения друг друга Германией и Россией приведет к миру на основе компромисса. На следующий день командующий армией фельдмаршал фон Браухич перенес сердечный приступ, но продолжал соглашаться с Гальдером и Боком, что сопротивлению русских вот-вот придет конец.

13 ноября на совещании с начальниками штабов трех немецких групп армий в Орше Гальдер убедил сомневающихся военных в необходимости возобновления наступления на Москву, подчеркнув особую опасность промедления для группы армий «Центр» из-за ожидающегося прибытия свежего сибирского пополнения в советскую столицу. Армии Бока, тронувшиеся по наконец замерзшим дорогам неукомплектованные и не имеющие зимней одежды, имели весьма амбициозную первоначальную цель – повреждение железных дорог, ведущих в Москву с востока. Через два дня, при отрицательных температурах, немцы столкнулись с сибирским пополнением Жукова, и по предложению фельдмаршала фон Клюге командование армии было вынуждено изменить свои нереальные планы перерезать московские железные дороги к востоку от города.

Теперь уставшим солдатам группы армий «Центр» предстояло всего лишь пробиться в советскую столицу, но сделать это в любом случае до зимы. Фюрер утешился в своем разочаровании, приказав немедленно после взятия Москвы взорвать Кремль, что будет символизировать падение большевизма.

Хотя к 19 ноября Гитлер согласился отложить операции за Москвой и Ростовом до весны 1942 года, исходя из известной аналогии битвы при Марне, 22 ноября фельдмаршал фон Бок убедил своих подчиненных предпринять еще одну попытку взять советскую столицу. На следующий день сам Гудериан не сумел повлиять на ОКХ с тем, чтобы остановить атаку, очевидно, из-за прямого давления Гитлера. Подавленный грузом ответственности, имея паникующие войска и самые дурные предчувствия, Гудериан получил приказ продолжить наступление, обойдя исторический центр оружейников Тулу, навстречу свежим силам прекрасно обмундированных сибиряков. И наверное, не стоит жалеть, что, находясь в своем передовом штабе в Красной Поляне, Гудериан не знал, что Туле уже приходилось спасать Москву и от татар, и от белых генералов.