Латино-Иерусалимское королевство - Жан Ришар

Эти «буржуа» принадлежали к разным национальностям: тридцать два главы семей, чьи имена перечислены в первой хартии, либо были выходцами из Южной Франции (Санчо Гасконец, Раймунд Гасконец, Эли из Бордо, Бернар из Перигора, Пьер Каталонец, Ламберт из Пуатье, Брен из Бургундии, Жильбер из Каркассона), либо принадлежали к «пуленам» (Пьер из Роэз, Адалард и Гильом из Рамлы, Рихард из Сент-Авраама, Бернард из Иосафата), или к колонистам другого происхождения (Жерар Фламандец, Этьен Ломбардец, Жан из Корсенианы…). Впоследствии их число увеличилось, в особенности с тех пор, когда захват франками Аскалона сделало регион более безопасным для проживания. Каждый из жителей этого маленького городка получил место под строительство дома с двумя «плугами» земли на территориях, лежащих между Гибелином и «возвышенностью Тамарен». Каждый год они были обязаны выплачивать госпитальерам полевую подать и десятую часть, кроме десятой части с овощей, по обычаю Иерусалима. Десятая часть от добычи, захваченной у сарацин, вычиталась по кутюмам Лидды и Рамлы. Орден сохранил за собой преимущественное право покупки домов и земли по цене, гораздо ниже (за один «rabouin», представлявший собой самую малую долю безанта) той, за которую предыдущий владелец договорился продать дом покупателю. Налог, взимаемый госпитальерами при переходе права собственности к другому, равнялся одному безанту за «плуг» земли и один «rabouin» за дом или виноградник. Наконец, госпитальеры специально оговорили, что ежели какого-либо жителя уличат в прелюбодеянии, то выгонят из города после бичевания.

Намек на кутюмы, содержащийся в акте, показывает, что в Иерусалимском королевстве существовали хартии о предоставлении привилегий, похожие на хартии Лорриса и Бомона во Франции того времени. Также в 1180 г. правительница Помье, Аюис, разрешила горожанам этого города дарить свое имущество монахам Мон-Фавора, кроме прав сеньора, «сообразно обычаям и кутюмам Бюри» — другого маленького городка Галилеи.

Другая хартия с предоставлением привилегий была подтверждена Балдуином III в 1153 г.: по приказу этого короля Жирар де Баланс, виконт Акры, поселил латинских колонистов в домен Юмбера де Паси — городок, которому суждено прославиться в связи с битвой между Ибеленами и имперцами в XIII в. Жирар де Баланс заключил соглашение с колонистами о выплате ими налогов за фрукты, пользование общественными печами и банями, за обмер и помол на соседней мельнице, равно как и ценз за их дома.

Все вышеперечисленное напоминает движение за основание свободных и новых городов, которое происходило в это время на Западе: быть может, как раз, чтобы основать новый город, Вивьен Хайфаский заключил в 1165 г. договор с канониками Гроба Господня, поделив с ними «необитаемый город» (новые постройки любили возводить на античных развалинах, ибо там материалы были под рукой, и, по поговорке того времени, «разрушенный замок уже наполовину восстановлен»), расположенный между Хайфой и пальмовой рощей, с двумя водоемами, которому он даровал право свободной торговли? Представляло ли это соглашение собой род договора о совместном владении, каковые заключали меж собой аббатства и французские короли из династии Капетингов? В XIII в. один путеводитель расхваливал расположенный неподалеку оттуда «город, который назван Франшвилем… и является самым красивым и здоровым для человека местом во всех горах». Разве эта пропаганда, превозносящая благоприятные условия для здоровья в отдельном городе, не напоминает развешенную на наших стендах рекламу о продаже земельных участков?

Даже названия новых поселений указывают на их характер: к Франшвилю (фр.: свободный город), мы можем добавить «Нев Виль (фр.: Новый город)», основанный канониками Гроба Господня в поместье Рамафа: в 1160 г. их приор уступил Ги Ле Шамелье верблюдов, Жиро Шеврю и Гуго из Яффы места под постройку домов, участки, чтобы сажать виноград и деревья, «плуг» земли, оливету, печь и мельницу «по обычаю Ла Магомери». Что касается самого Ла Магомери, то это, пожалуй, самый древний из городов, основанных латинянами на Востоке: в период между 1114–1124 гг. каноники Гроба Господня кое-как укрепили маленький бург Бирру, возле Иерусалима, и в 1124 г. женщины и дети смогли там укрыться на то время, пока египетские всадники сжигали город. Однако город очень быстро оправился: «Гранд Магомери» в 1156 Г. насчитывал свыше 90 горожан, а уже в 1160 г., годовой ценз за дома достигал значительных цифр от 5,8 до 14 безантов. В 1170 г. шестьдесят пять «башельеров» из Ла Магомери были убиты под Газой. Каноники Гроба Господня основали и другие новые города: «Энсан» (Айн-Шемс), ставший Вальдекуром, в Бетсури, около Эммауса, Пти Магомери; в 1169 г. Иерусалимский патриарх побуждал своих каноников строить еще города, куда придут на поселение латиняне.

Этих примеров, которые дошли до нас в единичных документах, без сомнения, было вдвое больше. Колонисты, прибывавшие из Франции и с остального Запада, быстро осваивались в среде сирийцев и приспосабливались к местным условиям сельской жизни. Хотя некоторые моменты этой жизни не должны были выбить их из колеи, а успокоение этой разграбленной страны обещало, по свидетельству аббата Эккехарда и Гильома Тирского, вознаградить их изобильным урожаем, перед ними все же вставали непредвиденные проблемы. Без сомнения, наиболее непривычной для колонистов была проблема, связанная с водой: именно по этому поводу было заключено соглашение между монахами Карантена и вдовой Евстахия Гранье (прежнего сеньора Сидона), которая владела доменами в округе Иерихона. Тогда как ее покойный муж разрешал монахам использовать воду для мельницы только в один раз в две недели, вдова открыла, благодаря вмешательству виконта Иерихонского, доступ к воде по субботам, включая предыдущую ночь. Что же касается посевных культур, то они не должны были отличатся от тех, с которыми люди Запада, особенно уроженцы Южной Европы, имели дело у себя на родине: с виноградом, злаками, оливками они сталкивались далеко не в первый раз. Но вот что показалось поселенцам необычайным, так это «лесной мед» (mel selvestre), который произрастал в плодородных долинах, спускавшихся к Средиземноморью. На водяных мельницах перемалывали «cannamelles», чтобы выработать продукт, иногда называемый по-арабски «zuccar» — наш сахар, именно тогда и на долгое время составивший конкуренцию пчелиному меду, который использовали на Западе.

Впрочем, самим латинским «буржуа» редко приходилось обрабатывать землю: мы видим в них мелких землевладельцев; держание «en bourgeoisie» из двух «плугов» заключалось приблизительно в шестидесяти гектарах обрабатываемой земли, не считая садов и виноградников. Но призыв к колонистам встретил огромный успех на Западе: достаточно всего лишь перечесть «манифест» Фульхерия Шартрского, чтобы ощутить восторг тех людей, кто, влача нищенское существования на Западе, на Востоке оказывался владельцем небольшого домена.

Это изобилие не было безвозмездным: хоть горожане и не были обязаны лично присутствовать в королевской армии, за свои привилегии они выполняли иные обязанности. На первом месте стояли военные службы: вероятно, им приходилось снаряжать отряд «сержантов». Список, составленный Жаном д'Ибеленом в XIII в. полон ошибок, ибо автор, как кажется, проигнорировал многие «города буржуазии»; тем не менее он перечисляет отряды из сержантов, выставляемых городами: 500 из Иерусалима, столько же из Акры, 300 из Наблуса, 100 из Тира и 100 из городка Лиона, 200 из Тивериады, 150 из Аскалона, 100 из Яффы, 50 из Цезареи, Арсуфа, Хайфы, 25 из Герена… Помимо этих контингентов, пополнявших ряды королевского войска, в некоторых случаях горожане были обязаны личной воинской службой своим сеньорам: в отрывке, процитированном нами из хартии Гибелина, горожанам вменялось выплачивать десятую часть от добычи, захваченной у сарацин — это свидетельствует, что иногда колонистам приходилось участвовать в походах вместе с госпитальерами. И наконец, четко известно, что «буржуа», эти настоящие «солдаты-пахари», были обязаны устраивать засады и нести дозор в крепостях. Находясь в стране, где мусульманские крестьяне только и ждали, чтобы перебить своих господ, «городам буржуазии» самим приходилось обеспечивать свою защиту, для чего они были обнесены более или менее пространными крепостными стенами. И хотя в мирное время горожане имели право на ношение всего лишь одного ножа, им так и не удалось уклониться от воинской повинности.