На подступах к Сталинграду - Александр Филичкин

Стоит ли вынуть торчащий осколок, Павел не знал. Вдруг повредишь нервные окончания и Николая хватит «кондратий»? Судя по движениям пехотинца, нижняя часть его тела уже не работала. Ноги и таз превратились в куски неподвижного мяса и не подчинялись приказам молодого хозяина.

«Парализован навеки», – подумал пушкарь и встретился взглядом с неподвижным бойцом. Тот ущипнул свои бёдра, видно, не почувствовал боли и тоже всё понял. Его лицо вдруг исказилось и выразило целую гамму душевных мучений: чувство горькой обиды, отчаяния и безысходности.

Павел не смог на это смотреть. Повернулся к Олегу и задал вопрос, который мучил парня больше всего:

– Что будем делать, товарищ сержант?

– А что могут сделать три «винтаря» против сотни стрелков с десятью миномётами? – спросил у себя командир пехотинцев и сам же ответил: – Дать один залп. Получить в ответ пять-шесть мин и быстро отдать Богу душу.

Олег ненадолго умолк. Взглянул на винтовки и «сидор», принесённые Павлом. Кашлянул и заявил непререкаемым тоном:

– Отделение, слушай мою команду. Берём столько оружия и боеприпасов, сколько сможем с собой унести. Скрытно движемся к мотоциклу. Садимся в него и дуем к своим. Докладываем комбату о бое возле станицы, а там будет видно, как судьба повернётся…

– Я не могу идти с вами, – вдруг сказал Николай. – У меня парализованы ноги.

Сержант посмотрел на бойца. Увидел его душевное состояние и строго прикрикнул:

– Отставить все разговоры! Мы возьмём тебя на руки. Отнесём к мотоциклу и посадим в коляску.

– Как вы сможете меня посадить, если в спине торчит осколок железа? – возразил Николай. – Вынуть его мы не можем. Я уже пробовал. Очень прочно зараза засел. Хирурга поблизости нет. Так что сидеть я не смогу, а положить на живот меня некуда. Насколько я знаю, телега погибла вместе с конями. – Боец кивнул на разрушенный двор и сарай, в котором утром стояли упряжки. – Да и зачем всем такая морока? Даже если мы доберемся до наших врачей, то кто после них станет со мною возиться, с калекой? Сам я детдомовский, ни жены, ни родных у меня не имеется. Поэтому буду один до скончания дней. Мне такая жизнь не нужна.

Он громко сглотнул. Помолчал и закончил:

– Где-то тут валялся фашистский «ручник». Если он в полном порядке, то давайте сюда. Положите меня так, чтобы я мог стрелять по мосту, и уходите как можно скорее. Да ещё оставьте пару гранат. Вдруг пригодятся себя подорвать?

Сержант бросил быстрый взгляд на молчавшего Павла. Не дождался ответа солдата и тяжко вздохнул:

– Хорошо, Николай. Сейчас всё устроим.

Олег порылся возле стенки окопа. Вытащил из рыхлой земли фашистский «ручник» и два автомата. Третий куда-то бесследно исчез. Видно, расплавился при взрыве снаряда.

Олег сдул с оружия толстый слой серой пыли. Сноровисто разрядил, передёрнул затвор и надавил на курок. Послышался громкий щелчок. Командир повторил это несколько раз и убедился, что пулемёт в полном порядке. Заправил в приёмную щель стальную ленту, в которой находилось две с половиной сотни патронов, и взвёл боевую пружину.

Затем очистил от пыли два автомата. Проверил и убедился в их полной исправности. Огляделся по сторонам и нашёл место, где в переднюю стенку окопа ударил снаряд, посланный фашистской «четвёркой». От мощного взрыва большой объём земли стронулся с места. Съехал вниз, словно маленький оползень, и лёг таким образом, что возник длинный пологий пандус.

Олег немного подумал и решил, что лучшего места им не найти. Стараясь не попасться врагу на глаза, сержант поднялся к верхней точке откоса. Водрузил на неё «MG 34». Сдвинул немного вперёд и утвердил короткие сошки на рыхлой земле. Рядом устроил винтовку с запасными обоймами и пару гранат.

Повернулся к товарищу и спросил:

– Может быть, оставить тебе автомат?

– Возьмите себе, – сказал Николай. – У фашистов есть миномёты. Так что вряд ли дело дойдёт до ближнего боя. А в дальней дороге «шмайссеры» вам самим пригодятся.

Павел подполз к раненому с одной стороны, а командир отделения с другой. Совместными усилиями они положили солдата на левый бок и, действуя по команде сержанта, потянули его к воронке, где утром находился «станкач». Подтащили бойца к откосу. Поняли, что потеряли последние силы, и остановились чуть-чуть отдохнуть.

Сержант заметил фашистскую каску, которая спасла ему жизнь при артиллерийском обстреле. Поднял поцарапанный шлем с земли. Перевернул, вытряхнул пыль из него и нахлобучил на голову подчинённого.

– Не надо, – сказал Николай. – Без него быстрее убьют.

– Убьют в любом случае, – оборвал солдата сержант. – А с ней ты продержишься дольше. Больше будешь стрелять и ухлопаешь больше фашистов. Всё меньше их останется на нашей земле.

Николай ничего не ответил. Расстегнул пуговицу на нагрудном клапане гимнастёрки. Сунул руку в карман и вынул потёртую солдатскую книжку с пятиконечной звездой на обложке. Протянул Олегу и тихо сказал:

– Отдай писарю батальона. Пусть отметит в приказе, что погиб смертью храбрых. Хоть какая-то память останется.

– Хорошо. Передам, – кивнул командир. Положил тонкую серую книжицу поближе к своим документам. Оглянулся на погибших товарищей. Подошёл к каждому красноармейцу и собрал их бумаги.

Искать смертные медальоны он почему-то не стал. То ли не хотел тратить время, то ли знал, что в них лежит всё, что угодно, спички, иголки и прочие мелочи, но нет адресов погибших солдат. На фронте ходило дурное поверье, что, если ты записал на бумажке все свои данные, значит, приговорил себя к смерти.

«Хоронить друзей некогда, – размышлял командир. – Нужно двигаться в часть и сообщить руководству, что переправа занята фрицами». Он сложил документы в карман гимнастёрки. Стал собирать сухари, гранаты и обоймы с патронами. Осматривать их и совать в собственный «сидор». В нём лежало очень мало вещей. Так что все припасы легко уместились.

С помощью Павла Николай лёг на живот. Упёрся руками в рыхлый грунт и пополз по-пластунски наверх. Неподвижные ноги вывернулись странным образом и тянулись вслед за солдатом, словно перебитый хвост у тюленя. Лежавший рядом парень держал товарища за ремень. Подталкивал вверх и помогал подняться к краю откоса.

Наконец, боец добрался до места и высунулся из глубокой воронки. Взял деревянный приклад пулемёта. Крепко прижал к небритой щеке и прицелился в немцев, суетящихся на том берегу. Протяжно вздохнул и сказал:

– А теперь уходите. Я буду вас прикрывать, сколько смогу.

Сержант завязал горловину своего вещмешка. Задумчиво взвесил в правой руке и отметил, что он тянет около пуда. Посмотрел на винтовки, принесённые Павлом, и отдал команду:

– Берем боеприпасы, свои «трёхлинейки» с шинелями и «шмайссеры» убитых разведчиков. Всё остальное бросаем.

Павел кивнул, сказав: «Прощай, Николай», – и, не вставая с земли, легонько похлопал бойца по плечу. Увидел, как тот слегка обернулся, и услышал в ответ: