1612-й. Как Нижний Новгород Россию спасал - Вячеслав Никонов

Таким образом, уже в ноябре движение, начатое Нижним, охватило значительный приволжский регион от Балахны до Казани. Вести о нижегородском ополчении распространялись все шире.

Из других городов посылали к Пожарскому своих представителей на совет и «многую казну». Когда и какие отряды подходили и каков был вклад отдельных городов в общее дело, мы не знаем.

Кроме целых отрядов, как рассказывал сам Пожарский, к нему в Нижний «учали… приезжати бояре, и воеводы, и стольники, и стряпчие, и дворяне большие, и дворяне и дети боярские». Начали подтягиваться опытные воеводы — князь Р. И. Гагарин, двоюродные братья Пожарского князья Дмитрий Петрович Лопата-Пожарский и Роман Петрович Перелыга-Пожарский.

В 20-х числах декабря нижегородские сборщики писали курмышскому воеводе, что «все городы согласились с Нижнем, понизовые и поморские и поволжские и Рязань, и всякие доходы посылают в Нижней Новгород и хотят, прося у Бога милости, поборать и умирать за благочестивую веру и за свои души».

Но далеко не везде отклик был таким позитивным. В ближайших к Нижнему Новгороду городах — Ядрине, Курмыше и Арзамасе — воеводами оставались бывшие тушинцы и/или верные соратники Трубецкого и Заруцкого (Василий Кушников, Смирной Елагин, князь Иван Путятин), даже не думавшие присоединяться к земскому войску.

При таком раскладе велика была роль Казани: она должна была не только дать войско, но обеспечить тыл для Второго ополчения, особенно после ухода его из Нижнего. В Казань было отправлено нижегородское посольство во главе с Биркиным. Посольство там застрянет. «Казань, которая до сих пор так сильно увещевала другие города к общему делу, теперь отказалась в нем участвовать по заводу дьяка Никанора Шульгина, — замечал Соловьев. — Как видно, Шульгин был недоволен тем, что не царственная Казань, главный город Понизовья, не он, захвативший в ней всю власть, стали в челе восстания, а второстепенный Нижний со своим земским старостою. Казанское войско придет, но уже не в Нижний, а в Ярославль. „Новый летописец“ объяснил это тем, что Биркин примкнул к Шульгину, который „мысляше себе не благ совет: тому радовашеся, что Москва за литвою“».

Несколько месяцев Минин, Пожарский и другие организаторы ополчения оставались в Нижнем Новгороде, где формировалось не только войско, но и новый представительный властный орган. Это был «Совет всея земли», который станет претендовать на роль высшей властной инстанции — в противовес подмосковному Совету Трубецкого и Заруцкого.

Его зародышем стала альтернативная официальной структура власти в самом Нижнем Новгороде. Еще Платонов отметил, что в Нижнем с созданием ополчения оказалось два властных центра. Один представляли воеводы князь Звенигородский, Алябьев и дьяк Василий Семенов. Вторым стал «Приказ ополченских дел», который возглавил князь Пожарский. В состав приказа входил также Биркин. Имя Минина в грамотах приказа не упоминалось.

Постепенно вокруг Минина и Пожарского возник своего рода совет, в который вошли авторитетные представители «служилого города» — князь Болховской, духовенства — архимандрит Печерского монастыря Феодосий и протопоп Спасо-Преображенского собора Савва Ефимьев, приказного аппарата — Василий Юдин, служивший в Нижнем Новгороде дьяком (он возьмет на себя канцелярскую часть деятельности ополчения).

Именно этот новый орган власти, действовавший от имени нижегородского «мира» и набранных на службу ратных людей, начал рассылку грамот с призывом к другим регионам присоединиться к ополчению.

По свидетельству «Нового летописца», из городов посылали в Нижний, к Пожарскому, представителей «на совет». В декабре по указу воевод ополчения «для земского совету велено быть в Нижнем Новгороде старостам и целовальникам и лутчим людем» из сел Княгинина, Шахматова, Мурашкина и Лыскова.

Пудалов обратил внимание на начало рассылки не позднее начала февраля из Нижнего Новгорода «грамот от имени не воеводской администрации, а созданного по инициативе нижегородцев и на основе „Городового совета“ принципиально нового органа государственной власти. Этот орган, на первых порах не имевший названия, действовал от имени нижегородского „мира“ и набранных на службу людей. Решения („приговоры“) этого органа поддержала Казань, а чуть позже — Кострома и Ярославль, что привело к „единомыслию“ „низовых“ и „верховых“ городов».

В феврале вновь назначенный курмышским воеводой Дмитрий Саввич Жедринский пишет курмышанам, что ему «велено быть» в их городе воеводой «по совету всей земли».

Конечно, в Нижнем Новгороде тогда не могло быть представителей действительно «всей земли», но характерно уже самое стремление придать такое значение пополненному иногородними представителями совету ополчения. Уж не для избрания ли царя замышлялся этот земский совет?

Как бы то ни было, все действия Пожарского и Минина были, по сути, вызовом подмосковному правительству, хотя в Нижнем еще опасались открытого разрыва с почти полностью казачьими осколками Первого ополчения. Приходилось считаться и с тем, что во многих городах сидели воеводы, представлявшие подмосковные власти, которые официально считались правительством, — их распоряжения исполнялись в разных концах России, к ним обращались с челобитьями. В таких условиях бросать вызов казакам было опрометчиво.

Но власти Второго ополчения уже начинали де-факто выполнять функции нового земского правительства.

В конце ноября о собрании ратных людей в Нижнем знали и верховые города, и они уже обращались к Пожарскому с просьбой о помощи. Опасность на этот раз грозила им со стороны поляков.

Приближалась зима. Гетман Ходкевич предполагал разместить свое войско в Москве, предоставив солдатам долгожданный отдых. Но пожар в Китай-городе уничтожил большую часть складов с продовольствием и фуражом и солдатских казарм. Голод заставил польские отряды, стоявшие под Москвой, искать места, менее разоренные Смутой, чтобы прокормиться самим и добыть продовольствие для оставшегося в Кремле гарнизона.

Отряд под командой Ходкевича в начале ноября остановился на зимовку в тверских краях, в селе Рогачево. Арсений Елассонский рассказывал, что сам главнокомандующий Карл и его воины, более двадцати пяти тысяч человек, пошли грабить по городам и деревням. Они отметились и в окрестностях Ростова, и вблизи Ярославля.

Снарядили для Гонсевского большой обоз с продовольствием. Однако вместе с партизанами казаки подстерегли конвой и отбили несколько сотен возов. В Кремль прорвалась лишь небольшая часть обоза. Елассонский писал: «27 декабря этот главнокомандующий Карл с оставшимся у него войском возвратился снова в Москву с небольшим количеством добычи, хлеба и мяса и ничего другого. И оставивши часть добычи в Москве, он опять отправился грабить города и деревни…»

Блокада обрекла вражеский гарнизон на голод. В Китай-городе на торгу цена на рожь поднялась до трех рублей за четверть. Над Кремлем вились тучи ворон, в которых стреляли солдаты, чтобы потом продать по 15 грошей за штуку. Голодающие подбирали любую падаль.

«Полководец же Карл воевал без всякой победы, осаждал русские города и деревни, ожидая сына великого короля в великую помощь, чтобы воевать с русскими». Но король оставался в Польше.