«Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег - Игорь Кохановский

«Герой нашего времени». Драгунский капитан держится в памяти так: игрок, крикун, забияка. Когда на сцене дуэли Грушницкий-Золотухин малодушничает и не стреляет в Печорина-Губенко, Высоцкий притягивает приятеля к себе и, раскатывая любимую согласную, убийственно бросает ему в ухо: «Ну и дурак же ты, братец!» Кажется, в азарте и бешенстве драгун вот-вот нарушит кодекс дуэли и сам, как муху, подстрелит надменного паршивца Печорина. В «Герое» офицеры (в том числе и мы, трое безымянных) томно пели романс Таривердиева:

Через шесть лет Владимир в этом духе сочинит и исполнит: «Я сжал письмо, как голову змеи, – сквозь пальцы просочился яд измены».

На «Антимирах» в период репетиций царили свобода, равенство и братство – в честь того, что это был внеплановый опус на один вечер. За месяц ночных читок, спевок и соединения номеров (в оформлении из «Героя нашего времени») вдруг сложилось стройное представление. И уже первые зрители наградили нас восторженной реакцией – вот тогда мы и осознали себя человеческой, профессиональной и гражданской (тогда это не было затасканным словом) общностью. В театре моей памяти «Антимиры» возникли из-за Высоцкого. Мы все были равны, а у Высоцкого получилась самая важная роль.

«Десять дней, которые потрясли мир». И в этом спектакле, сыграв много ролей, надевая или снимая полумаски, сплясав и потешно пропев «На Перовском на базаре шум и тарарам» за экраном в группе «Теней прошлого», Володя сменил первого Керенского – Ник. Губенко, достойно сыграв по всем статьям: и по статье драмы, и пластически, и гротескно, и даже лирично, когда, готовясь к побегу, спешно облачаясь в платье сестры милосердия, бывший премьер «нечаянно» прощался голосом меццо-сопрано, совершенно растворяясь в женском образе… это не Высоцкий, это Керенский проявил актерское мастерство, так должны были думать зрители.

«Павшие и живые». Высоцкий сыграл в поэтическом представлении роли Кульчицкого и Гудзенко. В сцене по дневникам Пастернака и Вс. Иванова он пел песню на стихи белорусского поэта – «Каждый четвертый». В 1966 году, спасая в несчетный раз спектакль, Любимов был вынужден пожертвовать очень хорошей сценой – эпизодом о фронтовых мытарствах Эм. Казакевича. Эпизод был срежиссирован Петром Фоменко, как и «Новелла об ополченцах», где Высоцкий изумительно играл простака Алешкина. В шестиминутной новелле характер Алешкина преображался. Поначалу свысока презиравший соседа-очкарика Бурштейна (классическая работа Р.Джабраилова), Алешкин приобретал опыт и терял предрассудки. И, оценив в трудах обороны надежность и силу «интеллигентиков», Высоцкий-Алешкин завершал эпизод резким поворотом в зал и почти навзрыд кричал, словно ругая алешкиных среди публики, словно диктуя впервые эпитафию над самым родным из друзей: «И вот этот интеллигент пошел на фронт и выдержал в рядах дивизии народного ополчения такое, о чем сейчас даже трудно читать… потому он и умер – как боец!»

В новелле о Казакевиче Володя сыграл тупого мерзавца, чекиста-бюрократа, преследовавшего писателя через всю войну. Тот ушел из газеты на передовую, и за ним следовали до 45-го года «дело о побеге» (о дезертирстве) – с одной стороны и приказы об орденах за проявленную доблесть – с другой. Чиновник-преследователь имел южный мягкий говорок и северную ледовитую душу… Он «шил» дело не только в основном тексте, но также и передразнивая слова Казакевича – Леонида Буслаева… Это было и смешно, и жутко, ибо актер хорошо давал понять, что человек-машина, творящий зло от имени власти, – не сценическая частность, а вполне реальная угроза нашей жизни. И чиновники нашего министерства в который раз приняли – и справедливо – «намеки» на свой счет… Словом, на долгом веку нашего спектакля совсем мало оказалось свидетелей этого прекрасного эпизода и этой точной, отличной работы Владимира Высоцкого.

В 1966 году – «Жизнь Галилея». Лучшая пьеса Бертольда Брехта. Исполнив роль великого ученого, Владимир Высоцкий получил очень много: и дипломы театральных конкурсов, и бодрый скепсис коллег из других театров, и глубокий анализ своего труда в печати известными театроведами, и, видимо, внутреннее право, путевку на роль Гамлета.

1967 год – «Послушайте!». Володя репетировал одного из оппонентов Маяковского. Пьеса, как всегда на Таганке, менялась, росла и переделывалась прямо на сцене, на живых пробах. В результате одного из поворотов пятеро актеров, играя пять разных граней Поэта, вышли на многострадальную премьеру: Высоцкий, Золотухин, Насонов, я и Хмельницкий. Снова, как в «Павших», как будет еще и еще в будущем, чиновники чинили препятствия. В театре моей памяти Владимир Высоцкий не просто отлично читал Маяковского, играл от имени Маяковского – он, как и его товарищи, продлевал жизнь Поэта и боролся сегодня с такими же, кто отравлял поэтам жизнь вчера. Жизнь и сцена сливались. Володя играл храброго, иногда грубоватого, очень жесткого и спортивно готового к атаке поэта-интеллигента. Премьера «Послушайте!» совпала с началом его личных событий. И сердечных, и авторских: роман с Мариной Влади и множество могучих песен…

Прошло двадцать лет. Надо заметить, Высоцкий выиграл борьбу. Так выиграл, что многие высокопоставленные проигравшие, кажется, уже позабыли, за чью «команду» боролись. И в 1988 году появляются телефильмы, откровенно лакирующие правду. Они призывали телезрителей добровольно запамятовать, кто же двадцать лет любил «неразрешенного» поэта, а кто запрещал ему всё – сниматься, ездить, петь, печататься… Вспоминая выход артиста в роли Маяковского, я слышу его прощальное: «Послушайте! Ведь если звезды зажигают – значит – это…» И вдруг Володя обрывает стих и мрачно исповедуется: «…но я себя смирял, становясь на горло собственной песне». Кто мог знать, что через двадцать лет будет повод порадоваться: вот уж чего с ним не было, того не было! Собственная песня по собственной воле ни разу не изменила себе. Кто знает – может быть, пригодился опыт старшего коллеги, так хорошо сыгранного актеромпоэтом?

…В «Пугачеве» Владимир в третий раз сочинял для своего спектакля. Это были интермедии, куплеты трех расейских забулдыг. Но на моей памяти главное в этом спектакле – его роль Хлопуши. Мне кажется, поставив высокие оценки за «высоцких» героев, наивысшим баллом надо отметить именно Хлопушу – идеальное воплощение по всем законам и «психологического», и «условного» театра.

В 1971 году – премьера «Гамлета». Исторический факт – и не только для Таганки, как оказалось…

Через три года «Пристегните ремни!». Далеко не лучший спектакль Таганки. Пьеса Г.Бакланова и Ю.Любимова. Володя к этому времени уже много пережил, его тяготило театральное послушание. Но он боялся огорчать шефа, он мягко, как он сам говорил, «линял», соскакивал с дрожек, поспешавших к премьере. Поздним умом мы взвесили, сколь несправедливы были к нему за «недисциплинированность», за «исключительность»… И все-таки среди покинутых дрожек и телег надо назвать прежде всего… карету, в которой пятеро Пушкиных бороздили пространство сцены, хитроумно обновленное Давидом Боровским. «Товарищ, верь…» Роль Пушкина. И сразу в ушах – Володина мятежная интонация: «Шуми, шуми, послушное ветрило…» Почти до генеральной довел он роль.