Самсон и Надежда - Андрей Курков

— Все-таки народ про кровь думает, а то чего бы об этом говорить! — решил Самсон.

Остановился перед высокой дверью из двух половинок. Справа от нее в углу — железная ваза для зонтиков и рядом декроттуар, какие иногда раньше ставили у входа в парадное. Тут же и уличная щетка для сапог, словно стало нормальным в грязных сапогах по лестнице подниматься и только перед входом в жилище их от грязи чистить.

Хмыкнул Самсон, но сунул сначала левый сапог в щетку, поерзав им вперед-назад в щеточном канале, потом и правый почистил. Только после этого рука потянулась к дверному звонку-крутилке в круглой вогнутой латунной накладке. Покрутил он железную лапку туда-сюда и задребезжало за дверью.

Нервные быстрые шаги приблизились и дверь распахнулась. Перед Самсоном стоял высокий мужчина в черных штанах и зеленом сюртуке с недовольным лицом и с тремя игральными картами в правой руке, зажатыми веером между большим и указательным пальцами.

Он тут же бросил взгляд на сапоги стоящего перед ним человека, потом на свои чистильные приспособления, затем задержал взгляд на деревянной кобуре.

— Что вам? — спросил нетерпеливо.

— Я из милиции, — сообщил ему Самсон. И в свою очередь уставился на зеленый сюртук. — Вы этот сюртук у Бальцера чинили?

— Вы очень не вовремя! — высказался хозяин квартиры. — Да, чинил! И что в этом такого? Я сейчас очень занят!

Он явно не хотел впускать Самсона внутрь.

— У меня только два вопроса, — вполне вежливо обратился к нему Самсон. — Дело в том, что вашего портного убили!

— Немца? Убили? — удивился тот и как бы отклонился, словно новость ему пришлась не по душе.

— Я могу вам задать пару вопросов? — снова обратился к нему Самсон.

— Ну быстрее! — Лаврентий Говда скривился. — Вы же видите, что я очень занят!

— Хорошо, — Самсон нервно облизал губы. — Вы что-нибудь важное о Бальцере можете сказать?

— Какое важное! — опять отклонился спиною назад хозяин, скривил губы, словно хотел хмыкнуть. — Он же портной! Что там у него может быть важного?

— Ну а какой он был, как человек? Приятный? Скрытный?

— Да чего вы к нему прицепились? Приятный немец, не то что другие! Я когда с ним полностью за сюртук расплатился, он меня рейнским угостил! Специально в погреб спустился! Такое у наших портных не принято, чтобы клиента хорошим вином угощать! Наши только жидкого чаю могут поднести!

— В погреб? — переспросил Самсон. — Он же на втором этаже живет? Он вас на Бассейной на втором этаже принимал?

— Ну да! А потом спустился вниз в погреб, пришел с бутылкой. Раскупорил ее! Выпили мы ее быстро, потому как спешил я! Вот и все! Да я у него же только два раза и был! Один раз занес сюртук, второй раз забрал!

Самсон даже попрощаться не успел, как дверь перед его носом закрылась, и услышал он и повешенную на крючок цепочку, и лязгнувший засов.

«Ну да, — подумал, вспомнив слова дворника об этом типе. — Понятненько!»

А когда спускался по каменным ступенькам лестницы, догнала его мысль о том, что этот Лаврентий совсем его нагана и кожаной куртки не испугался. И, казалось, отрубленного уха не заметил. И вообще вел себя так, как в нынешнее время мало кто себе позволить может — надменно и сухо.

Вытащил Самсон засов с внутренней стороны входной двери и сразу скрип двери раздался. Снова дворник вышел.

— Ну, — спросил он пытливо, — показали ему, где раки зимуют?

— А почему вы думаете, что ему надо это показать?

— Да как же! У него ж там буржуазная малина! В карты играют, женщин на пролетках привозят легко одетых! Это что же, ради этого мы под царские пули ходили?

— А вы ходили? — с сомнением спросил Самсон, глядя на круглое, мясистое и щекастое бородатое лицо дворника.

— Ну а что такое? — рассердился дворник. — Я говорю о народе, о тех, кто силы прикладывал!

— Ну я пока по другому делу приходил, — решил Самсон успокоить дворника, не зная, чего от него ожидать. — Его портного убили, вот я и пришел ему сказать…

— О как! — опять лицо дворника приветливым стало, словно новость ему показалась интересной. — Стало быть, было за что?

— Пока не знаю, — признался Самсон и вышел на улицу.

За спиной лязгнул закрывающий двери засов. В лицо ударил прохладный влажный воздух. И откуда-то сверху донесся тонкий, назойливый лай мелкой собачонки.

Удивленный Самсон задрал голову, осмотрел все шесть балконов на фасаде восьмого номера. Никакого движения на них не заметил.

Вдова дворника открыла парадное быстро, по первому стуку. В руке держала керосиновую лампу с выкрученным вниз до минимума фителем. В ее свете бросила взгляд на лицо жильца.

— Что-то ты не в духе, — сказала. — Наденька уже два часа, как пришла! Тоже уставшая!

Самсон не ответил. Молча поднялся на второй этаж, переступив через первую ступеньку. В квартире было тихо. Электрический свет отсутствовал. Но с улицы светила луна и ее синие пятна лежали на полу под окнами.

Оставив сапоги в коридоре, Самсон подошел к двери в спальню родителей. Прислушался, почти прильнув к двери правой ушной раковиной, словно хотел услышать всё: и случайные шумы, и те звуки, которые могли бы подсказать ему, спит ли Надежда или еще бодрствует, думая о чем-то и глядя в потолок.

Зажег свечу, набрал стакан воды из медного таза на кухне. Пригубил ее — вкус был обычным. Видимо, Надежда набрала ее для чая и еды, когда вернулась в квартиру. К восьми вечера водопровод обычно уже не работал.

Кипятить воду для чая у Самсона не было ни сил, ни желания. Нет, керосина в керосиновой печке хватало, но возиться и полчаса ждать, пока вода закипит? Нет! Ему и так плохо! Плохо и стыдно! Почему его сразу не отправили на настоящие курсы по расследованию преступлений? Почему только на курсы стрельбы? Почему его совершенно не испугался этот Лаврентий Говда, не только не испугался, но и не выказал ни малейшего уважения! Продержал его в дверях и потом перед носом эту же дверь захлопнул? Почему он сам не подумал, что надо снимать отпечатки пальцев на месте преступления? Почему он даже дом на Бассейной не осмотрел и не изучил полностью? Не проверил: живет ли там кто-нибудь еще? Не подумал спуститься в подвал, откуда Бальцер приносил бутылку рейнского вина?

С кружкой воды уселся Самсон за стол в гостиной. Горящую свечу поставил чуть дальше, на расстоянии вытянутой руки. Сделал глоток, и вода словно остановилась в горле, застряла в нем, как кусок холодного льда. Он пощупал шею, будто думал найти эту застрявшую воду на ощупь и нажать, протолкнуть ее дальше.

А мысли теперь путались. И на языке словно возник привкус белого рейнского вина, того самого, наверное, которым Бальцер угощал богатого клиента в швейной мастерской!