Ведьменыш - Олег Шишкин

– Могу я позвонить матери и сменщику? – поинтересовался Николай.

– Можешь… но только после того, как мы найдем третьего и завершим операцию, – отрезал офицер.

– А мы скоро его найдем?

– Все зависит от тебя и от паразита в твоей голове.

«Строго секретно.

В штаб ВВС.

25 июня

Время – 02.00

Фиксируем пролет неизвестного устройства направлением Уфа—Миасс—Челябинск. В 01.17 тот же объект был обнаружен над зданием КБ ракетостроения в Миассе, и в 01.45 над поселком Таганайка. Он представляет собой светящийся шар, приблизительно 4–5 метров в диаметре.

Во время остановки над территорией части из днища устройства ударили три мощных луча. Однако никаких агрессивных действий объект не предпринимал и вскоре исчез.

Капитан Л. Разумный

Сверено с рапортом дежурного.

Начальник в/ч 25840 полковник

Г. Шершень».

Под вечер фельдшерица пришла в палату и сообщила смиренно сидевшей на кровати Тамаре Васильевне, что завтра ее выписывают: доктор Вагнер считает, что она теперь абсолютно здорова. Да, выписали бы, конечно, и сегодня, вот только поздно – ни автобусов уже не ходит, ни санитарную машину ей не могут дать. Так что завтра с утра с вещами на волю.

– Ничего не забудьте. А то опять к нам вернетесь, – усмехнулась фельдшерица.

Тамара Васильевна выслушала ее молча. Так выслушивают приговор или смертельный диагноз люди с крепкой волей. И хотя больную отпускали на свободу, сама она принимала это без радости, словно судьбу, у которой всегда свои планы и на нее и на всех остальных, а стало быть, нет причин трепыхаться.

Она, конечно, хотела поскорее попасть домой к своему Лехе, да грустное чутье подсказывало: найденыш давно уже на том свете. Как только эта мысль овладела Тамарой Васильевной, бабушка уединилась у окна, где только отражение и могло видеть ее печальное лицо.

Уже перед самым отбоем стоявшую в холле бабушку увидела Оля. Тамара Васильевна сидела на диванчике, чему-то блаженно улыбаясь.

– Выписывают меня завтра, деточка, – сообщила старуха. – Опять домой приеду, да только радости никакой. Тоска у меня в груди такая поганая… И сон плохой давеча видала: мясо рубленое, кровь, зубы выбитые. А когда такое снится – значит, думаю я, заболею. Или хуже.

– Хуже? – переспросила Оля.

– Да, хуже – может, скоро помру, и отправят меня в земляной отдел.

– Да что вы! Зачем так говорить?

– А затем. Всякому срок отмерян, да не всякий знает свой миг. А я чувствую: всё. Так что давай-ка прощаться, хорошая. И вот еще… Есть у меня тебе подарочек. Дам я его тебе – а ты его береги. Сбережешь? Поклянись.

– А что хоть за подарочек? – опешила Оля.

– Не простой – это точно. Игрушечка красивенькая, та, что у Алешеньки в пеленочке была, – Тамара Васильевна вынула из кармана нечто похожее на яйцо от киндер-сюрприза. – Вот оно, яичко особое, с кнопочкой.

– А для чего оно? К чему?

– Он оставляет яйца свои на земле и на песке согревает их…[8]

– Что?

Старуха таинственно улыбнулась и прибавила шепотом: «Будет тебе трудно, кнопочку нажми – полегчает. Я вчерась днем так сделала, когда у меня сердце разболелось».

Оля рассмеялась, но, вдруг вспомнив, что эта «терапия» совпала с визитом НЛО, стала серьезной. Чудной подарок ее насторожил. Да и слова Тамары Васильевны встревожили.

– Вчера приходил ваш родственник, Тамара Васильевна, и уговорил меня выписать вас, – сказал утром следующего дня перед расставанием доктор Вагнер.

– Родственник? Да кто это мог быть? – удивилась Тамара Васильевна. – Родственники-то у меня почти все давным-давно там… А Серега, он в тюрьме сидит. Был еще племяш, Леха Череп из Уфы. Работал в гостинице «Турист» лифтером. Пьянь беспробудная. Да он давно не объявлялся. И странно было б ему.

– Одет прилично. Назвался Васильевым.

– Нет, это не лифтер. Может, это из Томкиных друзей? Она иногда каких-то постояльцев приводит. Хахаль, в общем. Может, его попросила сноха?

– Хорошо одет, представительный, костюм на нем черный, приличный. Не знаете, кто?

– Ума не приложу. Нет, не знаю.

– Лекарства здесь, в рецепте. Принимайте регулярно. И вот еще, у нас там «рафик» у ворот… – предложил было врач.

– Не надо мне машин ваших, – перебила Тамара Васильевна. – Пойду пешком. Не так уж и далеко. Ножки у меня еще, слава тебе Господи, ходят. Доведут бабку. Прощайте.

Тамаре Васильевне выдали в камере хранения узелок, и, выйдя из больницы, она с грустью посмотрела на двери, в какие ее пихали еще позавчера, перекрестилась и спустилась с крыльца.

«Сенатор»-автомат 87-го года – летел по шоссе, разделявшему поселок Новогорный пополам. Хоть и старая, тачка была «ракетой на старте». Когда она срывалась с места, словно опытный хирург, одним резким движением, скальпировала плохо уложенный асфальт. Да, это был именно «Сенатор» цвета легированной медицинской стали, с черным тонированным лобовым стеклом. «Грязная» была тачка, как напишут потом в протоколе.

В ней прикатил местный наркобарон – цыган Шандор. Полпоселка снабжал анашой, амфетаминами, а кое-кого подсадил даже на героин.

В тот день Шандор хотел разобраться с Вованом, который брал у него товар для продажи. Этот парень чего-то учил в медучилище, но частенько сам бывал под кайфом. Страсть к наркотикам и свела его с цыганом. Но, не выдержав больших денег, Вован обманул партнера и прикарманил навар.

Шандор пришел в ярость, когда понял, что этих денег ему не вернуть. Он поклялся отрезать Вовану уши и, не откладывая разборку в долгий ящик, отыскал должника в кафе «Юниверсал».

Бывший партнер тихо сидел в темном углу. Увидев, что Вован его заметил и опустил лицо, Цыган крикнул с порога: «Как же ты, земляк, на моего должника похож. Или не ты ли, сучок, ко мне за наркотой бегал?»

Не в добрый момент состоялась та встреча. Незадолго до этого Вован смешал героин с коксом, отчего открылись все чакры, и он почувствовал себя не человечком-червячком, а молотом судьбы. Его охватил такой энтузиазм, что он решил осуществить давнишнюю мечту и организовать рок-группу не хуже чем у Manson’а, причем даже с нуля – ведь и он тоже пишет стихи и песни.

Поверив в свои возможности, он выпрямился во весь рост, словно не видя Шандора, и громко на весь зал крикнул бармену за стойкой: «Не в службу, а в дружбу – поставь Sweet Dreams». И когда тот исполнил просьбу, он, склонив голову перед величием тяжелой музыки, зарыдал.