Странные дела в отеле «Зимний дом» - Бен Гутерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Даже не знаю, восхищаться твоим расследованием или беспокоиться из-за твоей безответственности, – произнёс Норбридж, подняв на Элизабет утомлённые глаза. – Ты уже доказала свою находчивость. Но мне вряд ли стоит напоминать тебе, до чего это всё доводит. Итак, ближе к делу. Я хочу знать, что именно ты выяснила.
– Кто-то пытается проникнуть в секретные туннели, в этом я уж не сомневаюсь. Только не знаю, зачем. Но кто-то это знает, поэтому очень хочет туда войти. Мне кажется, здесь замешаны Родни Паутер или миссис Виспер. Возможно, ещё девочка Лана и даже родители Родни.
Норбридж вздохнул.
– Поделюсь с тобой кое-чем. Паутеры и миссис Виспер вчера ночью были у себя. Они делали заказы в номер, и посыльные подтвердили, что каждый был у себя.
– Может быть, Родни пробрался в библиотеку и всё там поломал, а затем пошёл к себе в номер, и его никто не видел?
Элизабет охватило отчаяние. Стоило ей облечь свои соображения в слова, как ей самой казалось, что это не более чем набор бессвязных фактов, череда совпадений и странностей, не связанных между собой и не свидетельствующих ни о чём существенном. Ей пришлось признать, что даже когда она рассказывала деду о своих открытиях, её уверенность, что в этих событиях есть связующая нить, стремительно улетучивалась. Картина предстоящего заговора не складывалась никак.
– Меня больше всего заботит твоя безопасность, – покачал головой Норбридж. – Если ты будешь шнырять туда-сюда в тех местах, где случаются неприятности, то обязательно пострадаешь.
В Элизабет проснулся гнев. Норбридж не принимал её всерьёз – снова и снова!
– Мне двенадцать лет. Я не маленький ребёнок.
– Я не говорю, что твои доводы беспочвенны. Я лишь о том, что мы должны быть бдительны, но без фанатизма и излишней подозрительности. Не стоит слишком отвлекаться на эти вещи.
Слово «отвлекаться» сорвало с тормозов гнев Элизабет. Это слово любил произносить дядя Бурлап, рассказывая о проблемах на работе: «Мой шеф всё время меня поправляет, и это так отвлекает, что я потом целый день не могу сосредоточиться!». Элизабет поняла, что терпеть не может это слово – а теперь его произнёс Норбридж!
– Может, в прошлом году мы недостаточно отвлекались на то, что делала Грацелла?! – с вызовом воскликнула Элизабет. – Ты разве не помнишь, что она почти разрушила «Зимний дом»?
– Элизабет! – примирительно заговорил Норбридж. – Я правда принимаю твои опасения всерьёз.
Но девочка уже слишком расстроилась и не слышала деда. Она испытывала те же чувства, что недавно в библиотеке, когда пыталась помочь людям, но у неё ничего не выходило и она начинала негодовать и злиться. Отчасти она понимала, что несколько несправедлива, но всё равно чувствовала, что должна за себя постоять и не может отступить.
– Я просто пытаюсь тебе объяснить и вижу, что ты мне не веришь, – нахмурилась она.
Вокруг было тихо, но Элизабет почувствовала, что в спальне кто-то проснулся. Девочка оглянулась.
– Не волнуйся, – успокоил её Норбридж. – Если Киона захочет за нами шпионить, она сумеет это сделать.
Элизабет рассмеялась практически против своей воли, что сняло звенящее напряжение между собеседниками.
Норбридж слегка улыбнулся.
– Кстати, я тебе действительно верю.
Он указал на книгу на кофейном столике, которая называлась «Запретный город Сериф-Кала» и сказал:
– Попробуй-ка.
Точно так же, как два дня назад в обсерватории, Элизабет сосредоточилась на книге и позволила ощущению собраться внутри неё. Книга прыгнула ей в руки.
– О, она молодец, – прозвучал голос из коридора.
Элизабет, опустив книгу на колени, обернулась. В проходе стояла Киона Фоллс, в ночной рубашке, с волосами, повязанными красным платком. Лицо её, хотя и изборождённое морщинами, было мягким и добрым – именно таким запомнила его Элизабет.
– О да, – сказал Нобридж. – Мы тут немного разговаривали.
– Я слышала, – ответила Киона. – Может, возраст мой и подошёл к трёхзначной отметке, но слух у меня по-прежнему прекрасный.
Старая дама погрозила Норбриджу пальцем:
– Будь осторожен и внимателен к словам, когда я поблизости!
Элизабет рассмеялась.
– Очень рада наконец познакомиться с вами!
– Я тоже рада, – ответила Киона.
Она подошла ближе, а Норбридж и Элизабет встали, чтобы её поприветствовать.
Старая дама устало махнула, чтобы они скорее сели. Потом она обеими руками пожала руку Элизабет и осторожно уселась на диван, слегка поморщившись при движении.
– Вам удобно? – вежливо поинтересовалась Элизабет.
– Бывало и получше, – сдержанно, но честно ответила Киона. – Но твой дедушка очень внимательно следит, чтобы обо мне правильно заботились.
– Напиток с женьшенем помогает? – участливо спросил Норбридж.
– Безалкогольный рутбир[18] куда лучше, – отвечала дама, – но, должна признаться, твой коктейль, похоже, действительно помогает, – Киона приложила руку ко лбу. – Чувствую себя уже не такой измученной, как несколько дней назад, так что спасибо тебе за это.
Старая дама посмотрела на Элизабет.
– Хорошо у тебя вышло с книгой. Я не видела таких способностей с тех пор, как умерла моя любимая двоюродная сестра Ровена, а было это шестьдесят лет назад. Так что впечатляюще.
Элизабет не знала, как реагировать и что отвечать.
– Спасибо. Я просто… Это нечто такое, что само пришло ко мне. Не знаю, как.
– Когда-то я могла читать мысли, – рассказывала Киона. – Конечно, бывали и ошибки, и часто было больно. Знаешь ли, это настоящее проклятие, когда ты можешь заглянуть в разум другого человека. Но это так увлекательно. Моя дочь способна видеть будущее. Хотя сейчас она почти всё время спит.
Киона кивнула Норбриджу и, снова скривившись от боли, повернулась на диване.
– Вот присутствующий здесь джентльмен весьма интересен. Вещи материализуются, вещи исчезают.
– Как видишь, моя прелестная троюродная сестра окончательно спятила! – воскликнул владелец отеля «Зимний дом».
Киона вздохнула. Казалось, она собиралась поменять позу, но передумала и осталась неподвижной. Она смотрела на Элизабет, глаза её были совершенно прозрачны, из них лились потоки доброты и любви.
– Однажды я встретила Райли Грейнджера…
– Киона… – Норбридж вздохнул.
Дама подняла руку.
– Он приехал спустя сорок лет после того, как уезжал в первый раз. Ему было больше восьмидесяти лет.