Глаз в пирамиде - Роберт Антон Уилсон

— И все действительно подчиняется Закону Пятерок? — спрашивает Джо.

— Больше, чем ты думаешь, — спокойно замечает Диллинджер.

— Даже когда приходится иметь дело с социальной сферой, — добавляет Саймон. — Мы занимались исследованием культур, которые не контролировались иллюминатами, но которые, тем не менее, развиваются в соответствии с пятиступенчатой моделью Вейсгаупта: Verwirr-ung, Zweitracht, Unordnung, Beamtenherrschaft и Grummet. Это означает: Хаос, Раздор, Беспорядок, Бюрократия и Последствия. В настоящий момент Америка находится между четвертой и пятой стадиями. Или можно сказать, что старшее поколение в основном находится на стадии Beamtenherrschaft, а молодое быстро движется к Grummet.

Джо делает себе еще один коктейль покрепче и качает головой.

— Но почему они так много оставляют у всех на виду? Ну ладно еще, эти поразительные вещи в мультфильмах про Багза Банни, о которых ты мне рассказывал. Но зачем они изображают пирамиду на долларовой купюре, где ее каждый день видят миллионы людей?

— А, черт, — говорит Саймон, — да ты посмотри, что сделал Бетховен, когда Вейсгаупт посвятил его в иллюминаты. Пошел домой и написал Пятую симфонию. Ты знаешь, как она начинается: та-та-та-ТАМ. Код азбуки Морзе для буквы V — и для римской цифры «пять». У всех на виду, ты верно говоришь. Им очень нравится вот так подсунуть что-нибудь людям под самый нос и потом наблюдать, как никто этого не замечает. Тем самым они подтверждают свое низкое мнение об остальном человечестве. Етественно, когда находится человек, способный замечать, его сразу же вербуют. Читай в Библии: «Да будет свет» — на первой же странице! И так все время. Здание Пентагона. «23 сваливай». Тексты рок-песен. Взять, например, «Люси в небесах с алмазами»[46]— что тебе еще нужно? Одним из самых дерзких был Мелвилл: самое первое предложение «Моби Дика»[47]говорит о том, что он ученик Хасана ибн Саббаха, но ты не найдешь ни одного филолога-мелвиллиста, который потянул бы за эту ниточку, хотя Ахаб — это сокращенная анаграмма имени «Саббах». Он снова и снова указывает нам, прямо или косвенно, на то, что Моби Дик и Левиафан — одно и то же существо и что Моби Дика часто видят одновременно в разных частях света, но ни один из миллиона читателей так и не догадался, на что он намекает. Он посвятил целую главу белому цвету и тому, почему белое на самом деле ужаснее черного; все критики упустили этот момент из виду.

— "Бог Осирис есть черный бог", — цитирует Джо.

— Верно! Ты быстро растешь, — с энтузиазмом откликается Саймон. — И вообще, мне кажется, тебе пора покинуть вербальный уровень и лицом к лицу встретиться с «Люси в небесах с алмазами» — с твоей собственной богиней Исидой.

— Да, — поддакивает Диллинджер. — Как раз сейчас «Лейф Эриксон» находится неподалеку от калифорнийского побережья; Хагбард везет гашиш студентам в Беркли. В его команде появилась новая чернокожая цыпочка, которая прекрасно справляется с ролью Люси. Мы попросим Хагбарда переправить ее на берег для отправления Ритуала. Предлагаю вам обоим направиться во Фриско, в Ложу Нортона, а я договорюсь, чтобы она вас там встретила.

— Не люблю иметь дело с Хагбардом, — говорит Саймон. — Он крайне правый псих, как и вся его банда.

— Это один из наших лучших союзников в борьбе с иллюминатами, — одергивает его Диллинджер. — И кроме того, я хочу обменять немного конопляных денег на его льняные[48]. На сегодняшний день мэд-догская банда принимает только льняные. Они считают, что Никсон собирается окончательно подорвать конопляный рынок. И ты же знаешь, как они поступают с банкнотами Федерального резервного банка. Как только найдут банкноту, сразу же ее сжигают. Мгновенный демерредж, так они это называют.

— Ну чисто как дети, — заявляет Саймон. — Чтобы подорвать федеральную банковскую систему таким наивным способом, понадобятся десятилетия.

— Ну и что, — отзывается Диллинджер. — Зато это люди, на которых мы можем рассчитывать. Ты же знаешь, что ДЖЕМы не могут справиться с иллюминатами в одиночку.

— Знаю, — пожимает плечами Саймон. — Но меня это достает. — Он встает и ставит стакан на стол.

— Пошли, — говорит он Джо. — Тебя пора иллюминизировать. Диллинджер провожает их до двери, затем придвигается к Джо и говорит: «Небольшой совет насчет Ритуала». -Да? Голос Диллинджера стал тише.

— Ложись на пол и сохраняй спокойствие, — говорит он, и его губы кривятся в знаменитой дерзкой ухмылке.

Джо стоит, глядя на смеющегося бандита, и ему кажется, что его уносит назад в прошлое, в тот момент, который навсегда запечатлелся в его памяти как очередной этап просветления. Из глубин памяти, еще с тех времен, когда он учился в школе Воскресения Христова, до него донесся громкий голос сестры Сесилии: «В угол, Джозеф Малик!» А еще он помнит мелок, который медленно растирал между пальцев, мучительную потребность помочиться, долгое ожидание, а затем появление в классе отца Вольпе, голос которого грохотал, как гром: «Где он? Где этот мальчик, посмевший не согласиться с нашей доброй сестрой, которую Бог направил его обучать?» Пока остальных детей увели из класса в церковь на другой стороне улицы, чтобы они молились за его душу, священник стращал: «Да знаешь ли ты, как жарко в аду? А знаешь, как жарко в самой ужасной части ада? И именно туда посылают людей, которым выпало счастье родиться в лоне церкви, но которые взбунтовались против церкви, введенные в заблуждение Гордыней Интеллекта».

А через пять лет эти два лица вернулись: поп-догматик, сердито требующий послушания, и ухмыляющийся бандит, поощряющий цинизм, и Джо понял, что, возможно, настанет такой день, когда ему придется убить Хагбарда Челине. Но еще должны были пройти годы, и должен был произойти инцидент в Фернандо-По, и Джо вместе с Тобиасом Найтом должен был спланировать взрыв в редакции собственного журнала, прежде чем окончательно поймет, что при необходимости убьет Челине без сожаления...

Но 31 марта, в год осуществления всех планов иллюминатов, пока президент Соединенных Штатов угрожает в эфире «всеобщей термоядерной заварухой», юная обнаженная леди по имени Консепсьон Галор, лежа в постели отеля «Дурутти» в Санта-Исабель, говорит: «Это ллойгор».

— Что такое ллойгор? — спросил ее спутник, англичанин по имени Фишн Чипс[49], родившийся в день взрыва в Хиросиме и названный в честь отца, который больше интересовался физикой, чем гуманитарными проблемами.

Они находились в люксе отеля «Дурутти», а это означало, что номер был отделан в гнусном испано-мавританском стиле, простыни менялись ежедневно (и уносились в менее роскошный номер), количество тараканов было минимальным и иногда из крана шла вода. Консепсьон, рассматривая фреску с изображением корриды (легендарный матадор Манолет, выполняющий изящную веронику перед неубедительно нарисованным быком), задумчиво сказала: «О, ллой-гор — это бог чернокожих. Аборигенов. Очень злой бог».