Поймать звезду - Кирилл Кащеев

– Кого? – переспросила Зоя Павловна.

– Гофмана, – повторила Мурка, тоже удивленная. – Который «Щелкунчика» написал.

– Деточка, «Щелкунчика» написал Чайковский, – чуть презрительно усмехнулась Зоя Павловна.

– Я не про музыку! – Мурка покраснела – что ее, за тупую принимают? – Я про текст – его же Гофман написал. – И зачем-то добавила: – Великий немецкий писатель!

– Великий? – пробормотала Зоя Павловна. Двумя пальцами вытащила торчащую у Мурки из кармана программку. Вынула из него тоненький листочек с текстом либретто – краткого содержания балета. С брезгливым вниманием покрутила его туда-сюда и наконец пожала плечами. – Надо же, я всегда считала, что эту ерунду в нашем пресс-центре пишут. А оказывается – великий писатель! Никогда бы не подумала. – Она кивнула ребятам и пошла прочь – прямая, стройная, изящная, как все балерины.

Сыщики «Белого гуся» остались стоять, глядя ей вслед.

– Не такая уж Ритка и дура, – неожиданно сказал Вадька. – Во всяком случае, на общем фоне.

Ритка знала, что она очень даже большая умница! Недаром она сидела в своей гримерке до последнего – пока по коридорам не начали шаркать швабры уборщиц. Не хватало только, чтоб ее с Севой увидел тот же Кумарчик – приколами задолбает! А Севочке только полезно немножко подождать, померзнуть – больше радоваться будет, когда она появится! Правда, так поздно их могут в кафе и не пустить! Ритка скорчила гримаску. Только это уже Севкины проблемы – пусть только попробует слажать с кафе, огребет по полной! Ритка захихикала, натянула куртку, подхватила сумочку и распахнула дверь гримерки.

Темнота коридоров хлынула внутрь и… тускло блеснув на фоне черного проема, навстречу ей ринулся молоток.

– А-а! – Ритка истошно закричала, закрывая голову обеими руками в ожидании все-таки нагнавшего ее удара.

Ее сильно толкнули в грудь – спиной вперед Ритка влетела обратно в гримерку. Дверь с грохотом захлопнулась – и обтянутые черными перчатками руки аккуратно заклинили ручку… тем самым молотком.

* * *

Катька стояла у окна в театральном коридоре и слушала доносящиеся из гримерки крики. Дверь дергалась и гремела, но молоток держался крепко. Катька смотрела вниз, на стоянку перед служебным входом театра. Пусто, ни единой машины. Только мальчишеская фигура под тусклым фонарем. Одинокий, замерзший и несчастный, Сева ждал.

В коридоре раздались шаги – знакомая мягкая, вкрадчивая походка. Катька не оглянулась – она знала, кто это. Кисонька вынырнула из темноты и встала рядом. Некоторое время они молча глядели на Севу.

– Наши уже уехали, – наконец сказала Кисонька.

– Севка остался, – тихо ответила Катька.

– Ну… когда-нибудь и ему надоест, – разглядывая заткнутый за дверную ручку молоток, предположила Кисонька.

– Он купил ей цветы, – вместо ответа пробормотала Катька. Розочки у Севы в руках поникли от холода, цветки болтались, как головки дохлых куриц.

– Она – балерина, им всегда цветы дарят, – нейтрально сказала Кисонька и поморщилась, прислушиваясь к Риткиным крикам из гримерки – у балерины оказалась луженая глотка. Правда, запас слов очень небогатый.

– И мне, что ли, на какие уроки сальсы записаться? – безнадежно предложила Катька.

Кисонька ободряюще подергала ее за косички-дреды:

– Почему бы и нет? Хорошо танцевать – еще ни одной девчонке в жизни не повредило! И прическу тоже можно сменить!

– Я ее только недавно сделала! – возмутилась Катька.

– Ну вот – значит, самое время менять! – невозмутимо кивнула Кисонька.

Внизу, на стоянке, Сева размахнулся и швырнул перемерзший букет в мусорный бак. Сунул руки в карманы и мрачно побрел прочь.