Прокляты и забыты - Александра Салиева

Вспомнив, как я делилась энергией артефакта с Арханиэлиусом, возвращая его из граней, я проделала тот же номер с Тимуром. Главное, чтобы он пришел в себя, а как нейтрализовать проклятие, он мне подскажет, если сам знает, конечно. Наверное, знает, раз пришел домой.

Мой артефакт потеплел, разливая энергию по ладони. Руны на запястье снова ожили и начали расходиться в разные стороны, увеличиваясь, потянувшись к едва живому телу Тимура. Вспомнив, как Лилит вдыхала свою силу, я попыталась проделать то же самое, отделяя от себя часть энергии при каждом выдохе. Не могу сказать, сколько это продолжалось. Меня остановила детская ладонь, оттягивающая назад.

– Мама, – тихо позвала Ева.

Не знаю, что меня больше удивило, то, что шестилетняя девочка понимает в ведьмовских проклятиях больше меня, или то, что она назвала меня мамой.

Я сфокусировала затуманенный взгляд и развернулась к ней.

– Ева?

– Это не поможет, – с легкой улыбкой сказала Ева. – Тетя Эля – умная. Она знала, что вы придете за ней, и создала собственное «Шаммату», которое вы не можете снять.

И тут меня осенило – Тимур пришел не просто домой! Он пришел к Еве.

– Ты знаешь, как помочь? – тепло улыбнулась я ребенку.

Ответа я ждала с огромной надеждой.

– Мука, вода, три свечи и красная двойная шерстяная нитка, – сказала она.

Я пронеслась по дому в поисках необходимого. Нашлось абсолютно все. Стараясь не думать, откуда шестилетняя девочка может знать такие вещи, я принесла все, что она просила.

Свечи Ева поставила на стол в ноги Тимура и попросила зажечь. Затем сказала пару слов над каждым пламенем и рассыпала рядом муку, поливая ее водой. Ловко собрала все в комочек теста, слепила подобие куколки и накапала по семь капель воска с каждой из свечей. Затем взяла нить и разделила ее на две части. Одну повязала на руку Тимура, вторую на шею куклы. После Ева подошла к мужчине, взяла его за руку, на которую повязала нить, и снова что-то сказала. Я слышала ее отчетливо, но не смогла бы повторить ни звука.

Странно. Наверное, потому, что я не ведьма. Помнится, Ян что-то говорил про ведьминское слово. Видимо, это оно и есть.

Ругая себя за мысли не по делу, я посмотрела на Тимура. Красная нитка на его запястье почернела.

– Ножницы, – не по-детски скомандовала шестилетка.

Я послушно вложила инструмент в ее руку. Ева срезала прядь с головы Тимура и вдавила ее в тесто, снова что-то проговаривая. Нить на кукле тоже почернела, а нить на руке Тимура вернула свой изначальный цвет.

Девочка лучезарно улыбнулась, показывая, что закончила обряд, и тут же застенчиво попросила фисташковое мороженое, которое она видела в морозилке накануне вечером. Конечно, я разрешила ей. Да я разрешила бы все что угодно, ведь она только что спасла жизнь, которую я спасти не смогла! Пока Ева смотрела утренние мультики и доедала килограммовое ведерко мороженого, я напряженно бродила по кухне, ожидая, когда Тимур очнется.

Он пришел в себя через полтора часа. Открыл глаза и тут же недовольно скривился.

– А что, обязательно было на стол? На кровать никак?

– Ты слишком тяжелый, – пошутила я, оправдываясь.

Включила чайник. Тимур сел и даже слез со стола сам. Если бы не бледность, можно было бы подумать, что он в полном порядке. Рана на предплечье затянулась еще от передачи моей энергии через артефакт.

– Хреново выглядишь, – подметил Тимур.

Он уселся за обеденный стол, задумчиво сложил ладони домиком, расположив их под подбородком, и уставился на меня немигающим взглядом своих изумрудных глаз.

– На себя посмотри, – съязвила я беззлобно.

Он улыбнулся.

– Где Ева?

– Смотрит мультики, а что? – немного удивилась я столь резкой смене темы. – Лучше расскажи, что произошло.

– Нашел Эльвиру. Зараза прокляла меня во второй раз.

Вот вроде и сказал про человека плохо, а дружелюбно улыбаться не перестал, и взгляда не отвел, как будто нашел он не ведьму, а тонну сладостей от деда мороза для маленького ребенка.

– Расскажешь?

– Нет, – не переставая улыбаться, ответил Тимур.

– Зануда, – слегка поморщилась я.

Я уже знала, что спорить бесполезно.

За короткое время я успела изучить Тимура и хорошо усвоила, что он может быть добрым и вежливым, но в то же время весьма упрям, и если уж сказал, что не расскажет, значит, будет молчать, сколько сочтет нужным. А потому прекратила расспросы.

– Ты ребенка чем кормила? – поинтересовался Тимур.

Я промолчала, пристыженно думая о контейнере мороженого, которое позволила съесть девочке вместо завтрака.

– Я так и думал, – сказал Тимур и удивительно бодро отправился готовить завтрак для всех.

«Надо будет поинтересоваться у магистра Нинель, что за обряд такой провела Ева», – подумала я, в то время как Тимур открыл холодильник, напевая себе под нос веселенький мотивчик.

После завтрака решили отправиться на прогулку, а заодно купить вещи для Евы. После я хотела вернуться в свою квартиру, но Тимур настоял на том, что только заберем мои вещи, и мы с Евой поживем пока в его доме. Главным аргументом послужила даже не охота на меня любимую, а то, что я совершенно не умею готовить, что отрицательно скажется на детском желудке. О том, что Ева сегодня же отправится жить в другое место, я малодушно умолчала. Не хотелось затрагивать тему, в которой пришлось бы упомянуть Артура.

Покупки для шестилетки мы сделали быстро, скупив половину того, что нашлось на витринах «Детского мира» в ближайшем торговом центре, и отправились гулять по Екатерининскому парку, который начинался сразу за южным фасадом дворца и охватывал берега Большого и Нижних прудов.

Неспешно прогуливаясь по дорожкам среди насыпей и горок, мы взяли направление к изящному зданию со скругленными углами. Оно состояло из центрального и двух боковых залов; фасад был богато украшен в духе зрелого барокко. Я уже была здесь на моей теперешней памяти, а до того – кто знает, могла наведываться сюда и не единожды.

– Тебе так нравится это место, – заметил Тимур.

Впереди нас радостно прыгала Ева, пытаясь догнать недавно прилетевших птичек. Они словно подхватили эту незатейливую игру и, весело щебеча, перелетали с места на место, садясь рядом с девочкой, и не пытались улететь. То, что Ева особенная, было понятно и без странного обряда, который она провела.

– Да, очень нравится. Моя душа словно наполняется гармонией и умиротворением, – согласилась я с ним.

– Одиночество в какой-то степени – тоже спутник, – поднимая лицо к безоблачному голубому небу, изрек Тимур. – Просто не все могут смириться с этим.

Легкий порыв ветра принес еле уловимый запах цитрусовых от идущей неподалеку пожилой пары, – они на ходу чистили мандарины. И, конечно же, я вспомнила, когда в последний раз делала то же самое. Душу словно прижало огромным булыжником. В меня мертвой хваткой вцепилось чувство обреченности и убеждение, что одиночество – мой вечный и неизменный спутник.