Непохожие поэты. Трагедия и судьбы большевистской эпохи. Анатолий Мариенгоф, Борис Корнилов, Владимир Луговской - Захар Прилепин

Смелякова заметут за решётку на долгие годы.

А по другим загривкам отвесят так, что загривки вдрызг.

Так и было, посему:

Стихотворение «Смерть», год 1931-й:

И ещё такая зарисовка («Ты как рыба выплываешь с этого…»):

Стихотворение, между прочим, автобиографическое — посвящено оно жене, с которой расставался; а то, что поручик в финале появляется — так кого ж Корнилов мог вписать в 1931 году? Не оперуполномоченного же. Поручики, между тем, все давно перевелись ко времени написания стихов.

В 1932 году снова пророчествует («Продолжение жизни»):

И ещё, в том же году («Дифирамб):

В 1933-м («Охота»):

Это что ж такое: несёт отрицание тлена — а сам уходит под землю одновременно, в золотистую глину?

А вот ещё точнее и ужаснее:

Или как вам это признание:

Тут, как ни удивительно, даже математически почти всё сходится. Корнилов писал стихи с 1925 года. Если отмерять по сорок пять строк в год, то к 1933-му, когда были сочинены эти стихи, как раз получается четыреста с небольшим строк. Писать ему оставалось до 1936-го — три года. То есть ещё как раз те самые сто строк, и небольшой запас в одно лирическое стихотворение: может, дадут досочинять, пока поволокут на убой. Идём дальше, год 1934-й:

Тяжесть его неизбывна:

Да ты свою беду уже описал сорок раз, Боря.

В следующем же стихотворении, вот она, описана с натуры, твоя беда:

В 1935 году очередная картина:

И вот такая:

И, за шаг до собственной гибели, стынущей рукой, неживыми словами, Корнилов описывает Пушкина, как себя, как себя самого:

Копыта гремят — это воронок громыхает на ближайшем повороте к дому.

Не надо так много смерти, дайте немного жизни, воздуха, природы.