Аннабелла - Сильвия Эндрю

Как-то днем, когда они составляли списки гостей, Розабелла невзначай спросила:

— Анна, ты хотела бы пригласить кого-нибудь еще?..

— Да нет, — ответила она. — Ты уже вписала всех соседей.

Розабелла с тревогой посмотрела на сестру, но та сохраняла видимое спокойствие. Именно видимое, так как тоска по Джайлсу преследовала ее неотступно и с каждым днем становилась все сильнее.

Джайлс возвращался в Дербишир весь во власти воспоминаний о другом, более раннем путешествии сюда. Голос Аннабеллы, ее смех, обрывки их разговоров постоянно звучали у него в ушах. Отец удивился его приезду, но был рад.

Однако в Эйвенелле Джайлсу легче не стало: все кругом напоминало ему об Аннабелле. Как-то вечером они с отцом сидели в столовой. Плотные шторы на окнах были задернуты, а в камине горел огонь.

— Джайлс, в чем дело? Ты явно не в своей тарелке, — сказал лорд Стантон. — А что случилось с той очаровательной девушкой? Когда она была здесь, мне показалось, что дело идет к женитьбе.

— Я тоже так думал, отец, — ответил Джайлс, вертя в руке бокал. — Но я ошибся.

— Она тебе отказала? Странно. Похоже, что Роза была в тебя влюблена.

— Отец, я хотел бы, если ты не возражаешь, рассказать тебе, что произошло.

Джайлс выложил все: свои подозрения в отношении Розабеллы Ордуэй, как занимался выяснением правды о Стивене, рассказал об аресте Фолкирка и… о последней ссоре с Аннабеллой. Когда он закончил, комнату освещал только огонь в камине, так как свечи давно погасли.

— Хмм. Любопытно. И что ты собираешься теперь делать?

— Я сам хотел бы это знать: что мне теперь делать?

— Ты изложил факты, а каковы твои чувства? Ты все еще осуждаешь Аннабеллу Келланд за то, что она повела себя так, как свойственно женщине? Мне кажется, в этом все дело, Джайлс, и мне очень жаль. Я-то надеялся, что со смертью Венеции и нашим примирением мы покончили с прошлыми ошибками. Но ты все еще ведешь себя глупо. Пойми, ты не полюбил бы Аннабеллу, если бы она повела себя по-другому. В этом-то и таится ее очарование.

— Согласен — она очаровательна, но она лгала мне, отец.

— Возможно, причина, по которой она это сделала, кажется тебе неубедительной, но ты подумай о том, как ей было важно защитить сестру! Верность — редкое и похвальное качество. Если она верна сестре, то будет верна и мужу.

— Но почему она все мне не рассказала?

— А! Вот в чем дело!

— Не понимаю.

— Ты прощаешь себе свое неверие в нее, но не можешь простить то, что она не верит тебе!

— Какая ерунда!

— Ты не прав, — продолжал отец. — Она доверила тебе свою жизнь и отдала свою любовь. Но она не смогла или не захотела поставить под угрозу счастье сестры. Подумай об этом, Джайлс. Я совершил в жизни не одну ошибку и в результате долгие годы был одинок. Я не хочу, чтобы ты повторил то же самое.

В течение последующих дней в душе Джайлса боролись противоречивые чувства. Он долго пребывал в убеждении, что женщинам нельзя доверять. Неужели из-за этого он потеряет единственную женщину, способную избавить его от одиночества и подарить ему счастье, о котором можно лишь мечтать? И настолько ли сильно возмутил его тот факт, что она на первое место поставила счастье сестры?

Неожиданно он получил два письма. Одно — от Розабеллы, в котором та приглашала его в Темперли на свадьбу.

«Не стоит говорить, как мы будем рады, если Вы приедете, Джайлс. Я имею в виду также и Аннабеллу. Ее состояние меня порой беспокоит. Она постоянно занята делами и бодра, но я не замечаю в ней прежней жизнерадостности. Может быть, Ваш приезд что-то изменит? Конечно, если Вы не сумеете приехать, мы все поймем. Простите, если я вмешиваюсь не в свои дела, но меня извиняет только то, что все, кому дороги здоровье и счастье Аннабеллы, волнуются за нее. Мы с Филипом так счастливы, что нам хочется, чтобы все кругом тоже были счастливы…»

Второе письмо написала леди Ордуэй. Она благодарила его за хлопоты по семейным делам и очень живо описывала приготовления к свадьбе. Письмо кончалось следующими словами:

«С разрешения Розы я вкладываю в конверт страничку из ее письма Анне в Эйвенелл. Анна забыла, что оставила это письмо у меня, и я не сказала ей о том, что посылаю тебе это. Допускаю мысль, что ты меня осудишь, но я подумала: написанное Розой сможет объяснить скрытность Анны, которую ты расценил как хитрость. Она — милая девочка, Джайлс. Не суди ее строго».

Джайлс развернул листок. Это оказалась слезная просьба от Розабеллы к сестре продолжить обман и не раскрывать своего имени. Только совершенно бессердечный человек мог остаться равнодушным к такой мольбе. Джайлс решительным шагом направился к отцу.

— Вы были правы, сэр. Я виноват и собираюсь немедленно исправить свою ошибку. А это означает, что я вас покидаю месяца на два. Но, может, вы тоже захотите поехать со мной? Хотя путешествие в это время года будет для вас очень утомительным.

— Вот глупости! Мне нравится эта девочка, и я хотел бы сам удостовериться, что теперь-то уж ты не наломаешь дров! Утомительное путешествие… Ишь что выдумал!

Они сразу отправились в путь, даже не сообщив в Темперли о своем приезде. К сожалению, погода им не благоприятствовала: бушевали снежные бури. Однако Джайлс был полон решимости добраться до Темперли к Рождеству.

Когда в канун Рождества они прибыли в Рединг, то обнаружили, что из-за сильного снегопада двигаться дальше невозможно. Эта неудача не отпугнула Джайлса, и, оставив отца на ночлег в трактире, он пешком отправился в путь один.

Джайлс с трудом пробивался вперед по глубокому снегу. Порой ему казалось, что он заблудился, и, видя перед собой дорожный столб, он смахивал с надписи снег, чтобы удостовериться, правильно ли идет.

Наконец впереди показался господский дом. Церковные часы пробили, кажется, полночь, и Джайлс забеспокоился, что пришел слишком поздно и все уже легли спать. Но, увидев свет в окнах, он приободрился и постучал в огромную дубовую дверь. Она вскоре приоткрылась — на пороге стояла миссис Босток.

— Могу я видеть мисс Келланд? — спросил он.

— Право, не знаю…

— Бекки, впусти полковника Стантона! — раздался голос Аннабеллы.

Стряхнув снег с плеч, Джайлс вошел в вестибюль. В канделябрах горели свечи, освещая увитые зелеными гирляндами перила широкой дубовой лестницы и арочный потолок наверху. Пахло пряностями, яблоками, подогретым вином и печеньем. Но все эти знакомые рождественские мелочи мало его интересовали. Глаза Джайлса были прикованы к фигуре, застывшей на середине лестницы. Она держала в руке подсвечник, и неяркий свет освещал ее золотистые волосы.

— Аннабелла! Господи, я и забыл, какая ты красивая! Аннабелла, я вел себя из ряда вон плохо. Ты сможешь меня простить?