Арена мрака - Марио Пьюзо

И вдруг Моска ощутил удушливую духоту.

В воздух поднялась горячая пыль, и странный запах, вроде бы паленого человеческого мяса, начал подниматься из-под пыли, словно вдруг расступились доски пола и оттуда вырвались языки подземного пламени, таящиеся под руинами в недрах города.

– Дайте-ка сюда свет! – крикнул Вольф из своего угла. Его голос прозвучал как шипящий шепот.

Моска бросил ему через всю комнату зажженную свечу. Она описала в воздухе пламенеющий полукруг и упала около Вольфа. Он поставил ее у своих ног.

Они увидели тень Вольфа, копошащегося над человеческим торсом. Хонни тихо сказал будничным тоном:

– Странно, что все трупы здесь без голов. Я нашел здесь шесть или семь, у некоторых были руки или ноги, но голов нет ни у кого. И почему они совершенно не разложились?

– Вот! – воскликнул Вольф. Теперь его голос донесся из дальнего угла. – Тут что-то есть! – И поднял кожаную кобуру с пистолетом. Он вытащил из кобуры пистолет, который тут же рассыпался на части, покатившиеся по полу в пыль.

Вольф отбросил кобуру и продолжал свои раскопки, время от времени обращаясь к светловолосому.

– Прямо как мумии, как египетские мумии! – говорил он. – К ним одежда просто приросла.

Может быть, они тут были замурованы, а потом здание просело, вот мы и смогли сюда пробраться.

А головы им просто размозжило об пол, стерло в труху, кости смешались с пылью, и мы теперь по ним ходим. Я уже видел нечто подобное раньше. – Он отошел далеко от свечи и теперь что-то искал в неосвещенном конце комнаты, а потом продолжал:

– Дайте свет! – Эрда подняла свою свечу, осветила его угол, и Вольф поднял что-то над головой, так, чтобы желтоватый свет упал на этот предмет. В то же мгновение светловолосый направил туда луч своего фонарика.

Вольф издал короткий вскрик удивления, похожий на истерическое восклицание женщины, готовящейся зарыдать. Луч фонарика и свет свечи выхватили из тьмы сероватую руку со зловеще удлиненными пальцами, покрытую засохшей грязью. Пламя свечи дернулось прочь почти в тот же момент, когда Вольф отбросил эту мертвую руку в сторону. Все молчали, чувствуя теперь духоту и тяжесть в воздухе от пыли, поднятой с пола. Потом Моска ехидно спросил у Вольфа:

– И тебе не стыдно?

Светловолосый тихо рассмеялся, но его смех еще долго эхом отдавался по всему подземелью.

Вольф ответил, словно оправдываясь:

– Я думал, что это крыса, черт бы ее побрал.

Рыжая сказала:

– Пойдемте-ка отсюда, я хочу на свежий воздух. – И как только Моска двинулся к ней, стена чуть дрогнула и начала оседать.

Он поскользнулся на вздыбленной пыли, упал, и лицо его оказалось совсем близко от одного из обезображенных туловищ. При падении он коснулся его губами и сразу понял, что на теле нет одежды, но кожа обожжена и обуглилась. Под обуглившейся кожей он ощутил тело, словно горящее в адском пламени. Обеими руками он оттолкнул это тело и, когда пытался подняться, изверг черную волну рвоты. Он услышал, что его спутники спешат к нему на помощь, и закричал:

– Стойте там! Стойте там! – Он встал на четвереньки, судорожно захватив пригоршни праха, смешанного с битым стеклом, костями и щебнем, и его опять вывернуло наизнанку. Он почувствовал острую боль в руке, точно осколки и обломки глубоко впились в кожу.

Он все изверг наружу. Встал. Эрда помогла ему добраться до лестницы, ведущей из подземелья наверх. При свете свечи, которую она держала в руке, он увидел на ее лице странное, немного безумное выражение восторга и удовольствия. Пока они поднимались по лестнице, она крепко держалась за фалды короткого пальто Моски.

Выйдя на холодный ночной воздух, все четверо глубоко вздохнули.

– Как же здорово быть живым! – сказал светловолосый. – Там внизу такое чувство, словно находишься в преисподней.

Они взошли на небольшой холмик щебня и мусора. Луна освещала город, и под ее лучами город казался покинутой сказочной страной, подернутой клочьями тумана, смешанного с пылью и парящей паутиной, из которой высоко над землей соткалась комната с привидениями, чьи обитатели были объяты смертным сном. Вдали на склоне холма, на вершине которого высилось здание полицейского управления, виднелся желтый свет ползущего вверх трамвая, и в зимнем морозном воздухе слышалось треньканье его звонка, прозрачного и чистого. Моска подумал, что они сейчас находятся совсем недалеко от его общежития на Метцерштрассе, ведь он часто ночью видел этот трамвай, взбирающийся по этому холму и так же вызванивающий во тьме ночи.

Рыжая прильнула к светловолосому и спросила у гостей:

– Не хотите зайти к нам еще чего-нибудь выпить?

– Нет, – сказал Моска, и Вольф поддержал его:

– Идем-ка домой.

Моска почувствовал одиночество и страх, он боялся этих людей, в том числе и Вольфа, боялся, что с Геллой что-нибудь случилось, пока его не было в общежитии. Теперь, окончательно протрезвев, он подумал, что прошло уже очень много времени с тех пор, как он оставил пьяного Эдди Кэссина в «Ратскелларе» и отправился с Вольфом в этот бесконечный поход по ночным улицам.

Интересно, добрался ли Эдди до дому? И который теперь час – верно, уже далеко за полночь.

А Гелла ждет его, не спит, наверное, и, как обычно, читает, лежа на кушетке. Он впервые с теплым чувством подумал о матери, Альфе и Глории, об их письмах, которые он выбрасывал не читая.

Впервые он понял, что они вовсе не пребывали в полной безопасности, как он то себе представлял, а словно спали и видели кошмары. И вдруг он подумал, что все они в опасности, все-все, кого он знает, и что он ничем не может им помочь. Он вспомнил, как мать ходит в церковь, и понял, что хотел ей сказать, чтобы все объяснить и самому со всем согласиться, потому что это и было правдой.

«Мы не созданы по подобию божьему» – вот и все, и теперь он мог жить и постараться принести счастье себе и Гелле.

Усталость опустошила его сознание. Он поспешил вниз по склону мусорного холма, спрятав подбородок в поднятый воротник пальто, чувствуя пронизывающий холод и ломоту в теле, и, когда он с Вольфом шагал по темным улицам, бледное всепроникающее сияние луны освещало раны города ярко и беспощадно, точно солнце, но бесцветным, безжалостным, бескровным светом, словно это был свет, который испускал какой-то безжизненный металлический прибор, отражающий собственное изображение на земной поверхности, свои зловещие кратеры и безжизненные раны.

Утреннее сияние весеннего солнца испещрило городские руины ярко-желтыми и золотыми бликами, покрыв глазурью обломки кирпича, и небо накинуло свое голубое покрывало на покореженные бесформенные останки зданий на горизонте.

Дочка Йергена в симпатичном платьице небесного цвета толкала кремовую коляску. Ее личико было исполнено гордости и счастья. Йерген шагал рядом. Он не сводил с девочки глаз, любуясь ее счастливым личиком, и вдыхал запах весеннего пробуждения города после долгой ужасной зимы.