Умный и сознающий. 4 миллиарда лет эволюции мозга - Джозеф Леду

управляют поведением, связанным с питанием, балансом жидкости в организме, терморегуляцией, воспроизведением и другими жизненно необходимыми видами деятельности. Они не являются непосредственными источниками голода, жажды или удовольствия, но обычно вносят существенный вклад в эти переживания.

Таким образом, вопрос о том, испытывают ли животные эмоциональные переживания, также включает в себя вопрос о том, можно ли измерить эмоции с помощью врожденного поведения и можно ли обнаружить эмоции в мозге. Когда в следующей части этой книги мы разберемся с природой сознания, мы вернемся к вопросу о том, как возникают эмоциональные переживания и какую роль в этих переживаниях играют контуры, необходимые для поддержания жизни.

Изучение базовых эмоций позволяет сосредоточиться на роли подкорковых контуров в управлении врожденными реакциями, которые есть у представителей всех видов; в том числе с его помощью можно обнаружить, что мимика практически одинакова у всех людей, однако я считаю, что в плане изучения человеческих чувств ее возможности ограничены. Интересно, что Пол Экман, ведущий специалист по изучению базовых эмоций, больше внимания уделял мимике и гораздо меньше интересовался ролью программ выражения чувств, однако многие другие ученые высказываются так, будто считают, что чувства являются генераторами врожденных контуров.

Андреа Скарантино, теоретик базовых эмоций, недавно попытался примирить теорию базовых эмоций с моими представлениями, но этот подход не затрагивает идею о том, что у страха есть осознанный и бессознательный компоненты, что, по моему мнению, всегда будет представлять проблему.

То, что использование слов играет огромную роль, стало абсолютно очевидно на фоне растущего числа ученых, всецело приверженных антропоморфизму; они считают, что у животных есть эмоции и другие осознанные состояния, сравнимые с человеческими. Среди самых ярких представителей этой когорты, помимо Панксеппа, можно назвать Франса де Вааля, Гордона Буркхардта и Марка Бекоффа. Все они выступают в поддержку «научного антропоморфизма» и используют такие термины, как критический антропоморфизм биоцентральный антропоморфизм животно-центристский антропоморфизм и зооморфизм.

Многие эти идеи оспаривают, говоря о том, что различные версии антропоморфизма, даже если им придать вид научных терминов, не могут считаться строго научными подходами к поведению. Сесилия Хейес, например, отмечает, что в основе таких заявлений нередко лежат несистематические наблюдения или простые аналогии с человеческим поведением: если животное в определенной ситуации ведет себя так же, как в такой же ситуации себя ведет человек, значит, оно испытывает те же самые чувства. Пока у нас не будет альтернативного объяснения бессознательного поведения животных, утверждения об осознанности их поведения тоже делать рано.

Интересно, что Франс де Вааль называет «неоправданный антропоморфизм абсолютно бесполезным». Правда, есть одно важное замечание: он также заявляет, что принятие решений следует оставить «опытным специалистам», которые могут выдвигать гипотезы относительно наличия у животных эмоций. По моему мнению, даже у опытных специалистов нет права исключать возможность бессознательного в процессе обычного наблюдения за поведением. Выдвигать гипотезы, конечно, можно, но когда об эмпатии, радости или любви говорят как о фактах, неизбежно возникает тот самый неоправданный антропоморфизм. На страницах этой книги я еще вернусь к антропоморфизму.

Тенденции последних лет в изучении базовых эмоций включают в себя такие подходы, которые учитывают программы проявления эмоций, но считают, что они не так ограниченны, как принято было считать. Джеймс Коун, например, пишет, что эмоции являются не субъективными переживаниями, а производными состояниями, механизм образования которых включает в себя работу миндалевидной железы, обратную поведенческую и физиологическую реакцию и субъективное переживание. Другими словами, переживание – это не эмоция, а фактор, способствующий возникновению эмоции. Любопытный подход, правда, я не согласен с тем, что Коун считает субъективное переживание не более чем одним из факторов, порождающих эмоции.

Мне кажется, субъективные переживания, чувства – это и есть эмоции. Это не какие-то состояния, зашитые в подкорковые контуры в результате естественного отбора, а, скорее, оценки влияющих на благополучие личности ситуаций, которые осуществляются на основе знаний и поэтому требуют сложного когнитивного процесса, а также самосознания. Бо́льшая часть второй половины этой книги будет посвящена корням и происхождению познавательных способностей человека и его сознанию. Таким образом я подготовлю почву для финального заявления – моего представления об эмоциях как осознанных впечатлениях.

Часть IX

Истоки познавательной способности

Глава 42

Способность мыслить

Наш вид выжил и успешно размножился не потому, что его представители были больше, проворнее или сильнее представителей других видов, а потому, что они были умнее. В отличие от большинства организмов, в ходе эволюции мы не просто приспосабливали строение своего тела под изменения внешнего мира, но и сами меняли мир с помощью своих умственных способностей. Мы поступаем так потому, что, по нашему мнению, так будет лучше для наших тел и образа жизни, или потому, что нам просто интересно придумывать нечто, еще не существующее в природе. Никакому другому животному, включая наших ближайших родственников – приматов, не приходит в голову мысль построить небоскреб, найти средство от болезни, написать оперу, сочинить роман, рассказать о своей задумке коллеге, набросать план и претворить его в жизнь. Человеческое мышление уникально, но это вовсе не означает, что мы чем-то лучше наших предков или животных, с которыми сейчас делим планету, или что нам предназначена какая-то особая роль. Это просто-напросто значит, что мы другие.

Каким бы уникальным ни представлялось человеческое мышление, оно возникло как надстройка мыслительных способностей наших млекопитающих предков. Для того чтобы понять происхождение наших мыслительных способностей, сначала нужно уточнить, что они собой представляют.

В самом общем смысле мышление – это механизм, с помощью которого мы думаем, рассуждаем, планируем, принимаем решения и тому подобное. Со времен древних греков мышление является ключевым элементом философского понимания человеческой природы. Но именно знаменитое изречение Декарта «Cogito, ergo sum» («Я мыслю, следовательно, я существую»), приравняло мышление к самоосознанию, или внутреннему сознаванию самого себя как неотъемлемой части мыслительного переживания. С точки зрения Декарта сознание является определяющей чертой того, что значит быть человеком, и, как мы уже имели возможность наблюдать, для него животные были просто бездумными машинами с рефлексами.

Пару веков спустя Дарвин наделил эти машины такими же мыслями и эмоциями, что возникают у людей, и этот антропоморфизм, как уже отмечалось, привел к возникновению бихевиористской революции в психологии. Вслед за Дарвином бихевиористы стремились сузить психологический зазор между людьми и животными, но подход для этого они применили совсем другой, исключив мышление как фактор поведения и у людей, и у животных. Типичным выразителем этой точки зрения был философ-бихевиорист Гилберт Райл, безапелляционно окрестивший мышление «призраком в машине».

В своем понимании поведенческой преемственности бихевиористы дошли до крайности, превратив понятие в тождество. Они