Дорога домой - Олег Таругин

Ну что ж, задача понятна. Сейчас он докурит и пойдет дальше. Только немного отклонится к югу. Надо же обзавестись транспортом…

…Первую машину Кулькин угнал возле города Дибеле. Потрепанный японский «Ниссан» принадлежал молодой парочке, выехавший за город для вдумчивого изучения местной флоры. То-то они так быстро удалились в кусты и, вероятно, нашли там что-то весьма редкое и необыкновенное. По крайней мере, девушка сильно кричала от восторга.

Воспитанный в духе интернационализма и прочего марксизма-ленинизма старлей, конечно же, не стал мешать юным натуралистам, просто подтолкнув машину под небольшой уклончик. Метров через сто он включил зажигание и двинулся строго на запад. Как ни странно, сексуально озабоченные любители растений оказались запасливые, бак был залит полностью, нашлись даже три запасные канистры. Этого вполне хватило до города Кханхеа, где хваленая японская машинка и осталась в русле пересохшей реки.

Посетовав на загнивающий буржуазный строй, разучившийся делать внедорожники типа нашего неубиваемого «уазика» или «Виллиса» времен Второй мировой, Александр сорвал замок с неказистого гаража, внутри которого, к своей радости, обнаружил очередной в этом африканском сафари «Лендровер» еще первой модели. Некстати появившийся автовладелец получил мучительную головную боль – разумеется, после того, как очнется – и стодолларовую купюру, небрежно засунутую в нагрудный карман рубашки.

Солнце, особенно злое на этих широтах, освещало некогда оливково-зеленый джип, пылящий к границе с Намибией. В городе Сане старлей заправился и залил все пригодные емкости водой. Хорошо, что бензоколонка оказалась за городом – заправщик, пожилой негр, получил сверх платы двадцать зеленых и поклялся всеми своими богами, что он вообще никого не видел. Бить его не хотелось, угнетенный ведь пролетарий. Впрочем, угнетенный пролетарий оказался полностью продажной шкурой. Да еще и атеистом, нужно полагать. По крайней мере, полицейский автомобиль уж очень подозрительно быстро увязался за его машиной. Отъехав от города миль на двадцать, Кулькин остановился и прострелил полицейским обе передние шины и радиатор. «Наемники капитала» оказались на удивление догадливыми, и несколько суток диверсанта никто не беспокоил. Зато на границе поджидали южноафриканские полицейские из какого-то местного спецназа. Вроде как САП, как уже после вспомнилось старшему лейтенанту. Ребята они были хорошие, но все-таки полицейские.

Дождавшись, когда Кулькин выберется на своем драндулете из русла реки со смешным названием Носов, они любезно предложили сложить оружие и проехаться с ними в городок Аранос. Понятное дело, Александр имел на сей счет собственное мнение, которое и пришлось навязать аборигенам, умершим легко и быстро и оставившим в наследство диверсанту новенький джип и все свое снаряжение. А главное, они оставили ему свежую воду в фабричной упаковке.

Менять машину Александр не стал, только слил горючку и забрал все, что могло пригодиться в странствиях. Трупы затащил в их же собственную машину и плотно закрыл дверцы, чтобы ни один зверь до них не добрался. Злости и ненависти к ним старлей не испытывал, просто парням не повезло оказаться на пути у возвращающегося домой советского диверсанта, вот и все….

На третьи сутки пути и этого Росинанта пришлось бросить. Сначала закипел радиатор, затем что-то подозрительно застучало в коробке передач.

– Боливар не вынесет двоих, – грустно констатировал Кулькин и, выйдя из машины, погладил ее по ободранному в песках боку. – Что же ты так, дружище?

«Лендровер» ничего не ответил, только печально просипел радиатором через сорванную пробку. Вздохнув, старлей пересчитал фляги, слил в свободный бутылек воду из радиатора и лег спать. До ночи было еще далеко, а тащиться по пустыне под лютым солнцем – верный способ самоубийства. Поскольку до берега, по его скромным прикидкам, оставалось еще километров пятьдесят с гаком. Вот только насчет величины гака были сомнения… впрочем, ладно, время пока еще оставалось.

С наступлением темноты он нагрузился водой и побрел вперед по плотному слежавшемуся песку в холодной безоблачной ночи под насквозь простреленным серебряными пулями звезд бархатом черного африканского неба. Никакая, даже самая лютая тренировка, и в Каракумах, и в Гоби, не могла подготовить Кулькина к невероятно суровой пустыне Берега Скелетов. Здесь, в самой свирепой к жизни пустыне планеты, ему открылись многие чудеса – и безобразно вывернутое растение, состоящее из одних листьев, с рассветом скручивающееся в комок, и невесть чем или кем питающиеся комары, и даже слоны. Впервые увидев невозмутимо бредущее куда-то стадо, старлей решил было, что это уже все, аллес, спекся Саша Кулькин, бредить начал. Но, тщательно ощупав следы на песке и в темноте вляпавшись в свежий навоз, он громко и отчетливо высказал все, что с этого момента думает о слонах, жирафах и прочих представителях фауны Южной Африки. Внимая чарующим звукам русского мата, стих даже ветер, будто потрясенный словотворчеством старшего лейтенанта. Слоны, похоже, тоже услышали и прочувствовали – в ночной пустыне звуки далеко разносятся – и больше на глаза не попадались. Вообще.

Зато попадались следы человека, вернее, его останки. И даже не одного: в предрассветном сумраке он наткнулся на иссушенные жарким солнцем доски и выбеленные кости. Как и почему погиб небольшой караван, уже никто не мог поведать, но в ящиках, громоздившихся в полузанесенном песком фургоне, лежали новехонькие карабины Маузера «98К» и цинки с патронами калибром в 7,92 миллиметра. Тут же обнаружился истлевший мешок, из которого высыпались тускло-желтые монеты с незнакомым профилем на аверсе. Равнодушно сдвинув их носком ботинка, Кулькин продолжил поиски. И ему повезло – в самом дальнем углу занесенной песком рухнувшей палатки он нашел большую флягу и, задумчиво хмыкнув, отвинтил пробку. Вода, неизвестно когда налитая, оказалась на удивление годной. За прошедшее время больше половины, конечно, испарилось, но литра два самой драгоценной на планете жидкости осталось. Фляга оказалась серебряной, это Саша определил просто, срезав остатки кожаной оплетки и ковырнув металл ножом. Поколебавшись, он все-таки оставил ее там, где она лежала, забрав только воду. Подумав, старлей выстрелил в воздух одним патроном, отдавая почести погибшим на неведомой ему войне. Они не смогли выполнить свой долг, но помогли ему выжить. Да и вообще – мертвые сраму не имут…

…На пересечении двадцать пятой широты и Атлантического океана лежит не ведомая никому, кроме составителей лоций, бухточка. В этой-то бухточке и подобрала небритого заросшего человека, правильно ответившего на пароль, четырехместная резиновая лодка с атомохода «Светлоярский комсомолец» Северного флота СССР. Для окончательной идентификации незнакомцем было добавлено в адрес мичмана несколько сложносочиненных изысков, несомненно, обогативших его филологию, если бы, конечно, оные слова можно было записать. Но, увы, бумага обладает способностью гореть и даже самовоспламеняться от стыда. А на подводной лодке открытого огня разводить нельзя.

Задание было выполнено, щетина сбрита, душ принят. Впереди оставались долгие недели подводного похода, составление множества рапортов и сладкие мечты о битье морды лица некого капитана Ершова.