Бес в ребро - Георгий Вайнер

Мимо нас шла по тротуару компания молодежи в защитно-зеленых стройотрядовских штормовках, расцвеченных яркими институтскими этикетками. Парень играл на гитаре, а остальные вразнобой подпевали:

Я жить-то не умею, а не то что убивать…

Бабушка Еловацкая подняла с асфальта сумку, потопталась нерешительно и вдруг сделала рывок навстречу студентам, как атакующий форвард. На ходу перевернула сумку, и цветы дождем посыпались на тротуар.

— Берите цветочки! Берите на память, сыночки дорогие и доченьки! Славной нашей молодежи цветочки! Разбирайте быстрее, пока этот черт не отнял… — показывала она на смеющегося Жигунова.

Ребята с хохотом и шутками расхватали цветы и галдящей разноцветной стаей умчались по своим прекрасным молодым беззаботным делам.

А Еловацкая уперла руки в боки и спросила Жигунова злобно-торжествующе:

— Ну, кто это тут нарушает? Торговать нельзя, а раздавать цветы не запрещается? Я ведь цветами и не торговала никогда! Я их раздаю тут… Понятно?

— Понятно, Надежда Капитоновна! — все еще улыбался Жигунов. — Теперь, коль вы улики уничтожили, придется мне вас проверить обязательно…

Около нас остановился раскрашенный в канареечные цвета «жигуленок». Жигунов взял из рук бабки пустую сумку и пошел к машине.

Бабка вздохнула, плюнула сердито и пошла следом. Жигунов открыл переднюю дверцу и сказал мне:

— Садись сюда, а мы с Надеждой Капитоновной устроимся сзади, побалакаем по дороге, пошепчемся маленько…

Уселись в машину, Жигунов похлопал водителя по плечу и сказал:

— Ну-ка, Володя, подкинешь нас по адресу бабушки. Где проживаете? — повернулся он к Еловацкой.

— Пролетарская, семнадцать, — мрачно буркнула бабка.

Шофер включил мигалку, дал газ, и машина, выскочив с ревом на осевую, помчалась через город.

Я старалась не думать сейчас о Ларионове. Из-за того, что я плохо себе представляла тюрьму, воображение услужливо подсовывало какой-то бесформенный, мрачный, зловонный кошмар, полный постоянной угрозы насилия и ужаса. И кошмар этот сразу вызывал обморочную слабость и дурноту…

Водитель притормозил у бетонной башни. Приехали — Жигунов галантно подал бабке руку, помог вылезти из машины. А она предприняла последнюю попытку сопротивления:

— Ну чего ты на мою голову навязался? Хочешь… — она заговорщически наклонилась к нему: — Отдам всю выручку, и пошли все по домам…

— Это вы мне что, взятку предлагаете, Надежда Капитоновна? Так я вас понял?

— Почему взятку! За провоз плату!

— Давайте-давайте, — ухмыльнулся Сашка. — Не надо лишнего разговаривать! Сейчас идем к вам, проверим документы, поболтаем о пустяках, и мы уезжаем…

На восьмом этаже бабка Еловацкая позвонила в дверь, и я заметила, что это условный сигнал.

В квартире было тихо. Она обернулась к нам, сокрушенно вздохнула:

— Нет мужа дома… Не ждал он меня так рано, не знал он, что вы меня на своем такси повезете…

— Ай-яй-яй, — сокрушенно покачал головой Жигунов. — А ключа у вас своего, конечно, нету? Не добраться нам никак до паспорта, в дом не попадем?

А сам подошел к железной дверце электрического распределительного шкафа, перочинным ножом вскрыл запор, открыл створку и стал рассматривать электросчетчики.

— Фь-ю, — присвистнул Сашка. — Надежда Капитоновна, в квартире вашей беспризорной никак печь плавильная? Счетчик крутится, как оглашенный…

Бабка затравленно заметалась, глазами, а Сашка спокойно предложил:

— Давайте, звоните, как надо, — пускай муж открывает. И не тяните зря время, я все равно не уйду…

Еловацкая досадливо крякнула, достала из кармана ключ, отперла и распахнула дверь.

В прихожей стоял испуганный пожилой мужчина с вытянутым напряженным лицом.

— Что? Что такое? — спросил он.

— А-а! Напасть такая! Вот, захватили меня…

Жигунов, доброжелательно улыбаясь, вошел в квартиру:

— Вы, Надежда Капитоновна, предъявите, пожалуйста, документы. А вы, если не ошибаюсь, мужем доводитесь?

Мужчина механически кивнул, по лицу его текли капли пота.

В квартире было невыносимо жарко. Влажная парная духота, запах гниения и мокрой земли. Здесь дышать было трудно, воздух такой тяжелый и плотный, что казалось, его можно двигать руками, как шкаф.

Жигунов уже освоился здесь, сказал весело:

— Хозяева, а попить-то у вас можно?

— Сейчас принесу, — сказала бабка и пошла на кухню.

Жигунов отодвинул ее мужа, как стул, сделал шаг и распахнул дверь в комнату. Плотный поток света и влажной жары плеснул в лицо. Я ахнула: комната была превращена в теплицу! Настоящая оранжерея! Так вот откуда этот теплый гнилостный запах. Весь пол в комнате был уставлен пластмассовыми лотками, в которых цвели желтые нарциссы. На стенах и на потолке были укреплены самодельные софиты, сочившиеся нестерпимо ярким светом. Жигунов вернулся в прихожую и распахнул дверь во вторую комнату, и оттуда тоже полыхнул яркий свет. Прихожая была так яростно освещена, будто мы собрались здесь фотографироваться. Во второй, чуть меньшей оранжерее в лотках тянулись наверх упругие зеленые стрелки еще не набравших силу тюльпанчиков.

Из кухни вышла Еловацкая, в руках у нее тряслась кружка, и вода проливалась на пол.

— Так, дорогие юннаты, — сказал мрачно Жигунов. — Значит, частное предприятие организовали? Подпольный цветочный промысел?

— А что мы плохого делаем? — запричитала бабка. — На пенсии мы… дети живут отдельно… нам такой большой квартиры не надо… мы и цветочки выращиваем здесь…

— А где же вы спите? — спросил удивленно Жигунов.

— На кухне и спим, тахта там у нас…

— Елки-палки, цветы из дома людей выжили, — вздохнул Сашка. — Ну ладно. Будем два протокола составлять. Сейчас вызовем из домоуправления и участкового, опишем то, что здесь происходит. А вы, Надежда Капитоновна, напишите нам пока все, что видели во время драки…

— А я ничего не видела, — ответила она быстро, повернулась ко мне и, полыхая желтыми глазами, страстно сказала: — Знаю, знаю, это ты, гадина, навела мента на меня… Отольются тебе мои горести…

Жигунов неожиданно повернулся к ее мужу:

— Очнись, почтеннейший! И объясни жене, чтобы она со мной не ссорилась. Не такие у вас сейчас дела прекрасные. Да и врать нет смысла, раз я оранжерею вашу нашел.

Муж с трудом разлепил губы и тонким голосом сказал:

— Пиши, Надя, что видела и слышала. Напиши, что мне говорила. Не спорься с ними, правду напиши. Сейчас нам все равно…