Зимняя жертва - Монс Каллентофт

— Вы общались?

— Нет, она держалась немного в стороне. Словно тоже была меченая, и ее хорошие оценки мало помогали, как бы ужасно это ни звучало. Братья защищали ее. Один парень ее обижал, не помню почему, так они натерли ему щеки наждачной бумагой. Получились две большие раны, но он так и не решился сказать, кто это сделал.

— А кто отец?

— Он был разнорабочим. У него была обычная светлая кожа, но его называли Черный. С ним произошло какое-то несчастье — сломал позвоночник и оказался в инвалидном кресле. Потом пил до смерти, хотя и до этого прикладывался к бутылке. А шею он вроде сломал у себя же дома, спускаясь по лестнице.

— А их мать?

— Ходили слухи, что она ведьма или нечто в этом роде. Но я думаю, она была самая обыкновенная домохозяйка.

— Ведьма?

— Малин, это слухи. В такой паршивой дыре, как Юнгсбру, жизнь держится на слухах и сплетнях.

Из радиоприемника доносится голос: «А следующую песню я посвящаю моей подруге Малин Форс, самой яркой звезде линчёпингской полиции».

Зак ухмыляется.

«Малин, улыбнись! Теперь ты мировая знаменитость. Как раз сейчас она расследует дело Бенгта Андерссона, которым так заинтригован весь наш город. Если вам есть что сообщить ей, звоните в полицию Линчёпинга. Любая информация представляет интерес».

Зак ухмыляется еще шире.

— Ну, теперь жди шквала звонков!

Звучит музыка.

«Это моя песня о любви. Это мое время на Земле…»

Голос певца Плуры,[39]дрожащий от сентиментальной тоски.

«…Я то, что я есть… мальчик из провинции, зовите меня мальчик из провинции…»

«Совсем как я», — думает Малин.

Девочка из провинции?

Не по любви. Вероятно, по необходимости.

Лишь только закончилась песня, как на столе Малин зазвонил телефон.

— Черт знает что! — возмущается Зак.

— Это может быть кто угодно, — говорит Малин. — Не стоит чертыхаться.

Трубка вибрирует на следующем сигнале, не на шутку требуя, чтобы ее подняли.

— Малин Форс, полиция Линчёпинга.

В трубке тишина.

Слышно только, как кто-то дышит.

Малин делает предупреждающий жест в сторону Зака, застывая с поднятой рукой.

Потом раздается невнятный ломающийся голос:

— Это я, с видеоигрой.

С видеоигрой?

Малин лихорадочно роется в памяти.

— «Воины гну».

— Простите?

— Вы допрашивали меня.

— Теперь припоминаю. — Малин снова видит Фредрика Уннинга с джойстиком в руке в подвале зажиточного дома и безучастный взгляд его папы, брошенный в сторону сына.

— Я спрашивала, есть ли тебе что сообщить нам.

— Да, именно так. Я слушал радио.

В голосе тот же испуг, что был во взгляде. Быстро вспыхивающее и так же быстро исчезающее чувство.

— А ты что-нибудь знаешь?

— Вы могли бы приехать сюда — вы и тот, другой?

— Сегодня мы будем в ваших краях. Может, задержимся, но попозже приедем.

— И никто не узнает, что вы здесь были, правда?

— Ну да, все останется между нами, — обещает Малин, а сама думает: «Это, конечно, зависит от того, что ты скажешь».

И сама поражается тому, с какой легкостью лжет молодому человеку, когда дело касается расследования, ее главной цели. Самой бы ей страшно не понравилось, если бы кто-нибудь так обошелся с нею. Тем не менее она повторяет:

— Это останется между нами.

— О’кей.

В трубке раздается щелчок. Она ловит вопросительный взгляд Зака, сидящего по другую сторону стола.

— Кто это?

— Помнишь Фредрика Уннинга? Подростка за видеоигрой в той богатой хибаре?

— Он?

— Да, он хочет что-то рассказать, но сначала братья Мюрвалль. Или как ты думаешь?

— Семейка Мюрвалль, — соглашается Зак и кивает на дверь. — Интересно, что это такое на сердце у молодого Уннинга?

— Стоит перейти через дорогу, и цены на жилье падают на тридцать процентов, — говорит Зак, поворачивая возле пустынной автозаправочной станции на дорогу к группе домов, известной под названием Блосведрет.

Снаружи яростно трещит мороз, мечется во всеоружии своих градусов в порывах ветра, вздымая снег на мертвых сугробах; белая пыль прозрачными волнами омывает ветровое стекло.

— Черт, как дует! — говорит Малин.

— Даже небо белое.

— Зак, помолчи, закрой рот.

— Малин, я люблю, когда ты ругаешься, мне это нравится.

Жуткое место. Таково первое впечатление.

Все-таки хорошо иметь под боком Зака. Случись что — он сориентируется за доли секунды. Когда тот наркоман из Ламбухова вытащил свой шприц и приставил к ее горлу, она и глазом моргнуть не успела, как Зак ударил его по руке так, что тот выронил свое оружие. А потом Зак повалил наркомана и продолжил бить в живот.

Ей пришлось тогда схватить коллегу за руку, чтобы он остановился.

«Форс, не волнуйся, это будет выглядеть как пара обычных тумаков. С его стороны все серьезнее. Он хотел, черт возьми, убить тебя, а этого мы не могли допустить».

Новый порыв ветра, еще сильнее прежнего.

— Удивительно, ведь по дороге сюда почти не дуло. Что случилось?

— Блосведрет — Бермудский треугольник. Здесь может случиться что угодно.

Одна-единственная улица — Блосстиген.

По одну сторону дороги — красный деревянный дом, по другую — гараж и мастерская. Еще один дом — кирпичный, жалюзи подняты. Большое белое здание впереди, в самом конце улицы, почти не видно сквозь метель.

В домах, не принадлежащих семье Мюрвалль, тихо: очевидно, все на работе. Часы на инструментальной панели показывают половину двенадцатого, скоро время обеда, и Малин чувствует, как сжимается желудок.

Еды, но, пожалуйста, только не кофе.

Братья Мюрвалль живут по соседству, в двух последних деревянных домах и кирпичном. Белая вилла принадлежит их матери. В окнах деревянных домов темно, возле них валяются разбитые автомобили, наполовину обледенелые и припорошенные снегом. Но в кирпичном доме за шторами свет. Черная железная ограда, ветхая и гнутая, качается под порывами ветра. Напротив тяжелые ржавые железные двери мастерской, перед которой стоит «рейнджровер», старая модель.