Птичье гнездо - Ширли Джексон

– Вы меня совсем не слушаетесь, – устало пожаловался я.

– А ты знаешь, – она вдруг превратилась в прежнюю, капризную Бетси, – знаешь, что, оставь вы меня в покое, я бы сейчас была свободна? Я бы… – Она резко замолчала, а когда я вопросительно посмотрел на нее, отвернулась.

– Продолжайте, Бетси.

– Нет. И потом, если я расскажу про Робина, ты разозлишься и возненавидишь меня еще больше, ведь это было кое-что очень нехорошее. Остальное тоже рассказывать не буду – чтобы ты не узнал про Робина.

– А если я пообещаю, что не буду злиться?

Она рассмеялась.

– Тра-та-та. Промолвил крот: «Пчела, пчела, ты мне так мила, ты будешь моей, дорогая пчела?» Ты умеешь петь, доктор Ронг?

– Довольно плохо. Бетси, я уверен, во всем этом, даже в вашей бессмыслице, есть какая-то логика, и я во что бы то ни стало хочу ее понять. В решающие минуты жизни мисс Р. возникает кто-нибудь из вас и сбивает меня с толку. Вы болтаете всякую чепуху, когда я требую факты, бормочете бог знает что, когда я задаю важные вопросы, насмехаетесь надо мной.

– Тра-та-та. По мне, так я веду себя очень хорошо.

– И я заметил, что стоит мне в разговоре с вами или Бесс копнуть поглубже, вы исчезаете, подсылая ко мне Бет, нежное создание с глазами на мокром месте, и мои вопросы остаются без ответа. Полагаю, вы вдвоем можете рассказать то, что я пытаюсь выяснить, – я на вас рассчитываю. Поэтому…

– Бет все равно не придет, – хихикнула Бетси. – Бет злится – Бетси веселится. Я знаю, как ее порадовать: бутылка вина – и сияет она, доктор Ронг – и…

– Бетси, ради всего святого!

– И кто теперь богохульствует? – весело спросила она.

Меня вдруг осенило.

– Я хочу, чтобы вы передали тете записку. Я скажу вам, что в ней будет, вы ведь все равно прочтете. Я попрошу мисс Джонс заглянуть ко мне в любое удобное для нее время, чтобы мы могли обсудить лечение ее племянницы.

Хотя я сомневался, стоит ли давать подобное поручение Бетси, по большому счету, выбора у меня не было. Я не хотел отправлять сообщение почтой и не мог доверить его ни Элизабет, которой дома скорее всего не позволят долго находиться в сознательном состоянии; ни Бет, такой же бесправной и к тому же затаившей на меня обиду; ни Бесс, которая, без сомнения, увидит в нем угрозу своему благополучию. Конечно, я мог бы позвонить мисс Джонс, но мне, если честно, хотелось побеседовать на моей территории – в моем кабинете, в окружении книг, за крепким столом. Я боялся, что она поднимет меня на смех, а ведь у меня к ней было весьма деликатное дело.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове, пока я писал записку, в которой всего лишь просил мисс Джонс зайти ко мне, чтобы поговорить о здоровье ее племянницы. Бетси, сидя в кресле, напевала что-то себе под нос. Я протянул ей сложенный лист бумаги и для верности добавил:

– И ничего не говорите Бесс.

– Хорошо, – ответила она, а потом медленно добавила: – если получится. – И, подгоняемая, судя по всему, страхом, в котором она прежде не признавалась, Бетси выпалила: – Мне кажется, она с каждым разом все сильнее.

Я взглянул на ее испуганное лицо и спокойно сказал:

– Я верю, мы ее одолеем. Не надо бояться.

– Мамина Бетси не должна плакать.

И она торопливо вышла из кабинета.

Итак, я отправил записку и получил ответ, который меня ужасно раздосадовал. Два дня спустя пришло письмо, и каково же было мое изумление (хотя, поверьте, мой читатель, я сразу заподозрил неладное), когда я прочел:

Стиль этого тщательно написанного причудливого послания показался мне очень знакомым, и пусть оно меня изрядно повеселило, я прекрасно понимал, что сделал большую глупость, решив, будто могу довериться Бетси с ее притворным дружелюбием. Меня подкупили ее живость и готовность помочь. Когда же я представил, что получила мисс Джонс якобы от меня, то готов был ругать себя последними словами. Правда, эта невиданная прежде наглость Бетси окончательно укрепила меня в мысли, что дело не терпит отлагательства. Выбранная мной тактика терпеливого наблюдения оказалась недальновидной: Бетси становилась все распущеннее, а Бесс – все настойчивее. Сила в знании, сказал я себе и решил, что попробую получить это знание у мисс Джонс, а затем, вооружившись им, коварно атакую ее племянницу с фланга.

Кроме того, меня пугали гадкие уловки, на которые Бетси могла пойти, чтобы не допустить моей встречи с мисс Джонс. Я никак не мог понять, почему Бетси так боится тетю. В том, что препятствия мне чинит Бетси, я нисколько не сомневался, а вопрос об авторстве полученного письма отпал сам собой. В тот же день на пороге моего кабинета возникла несчастная, безропотная Элизабет, вскоре уступившая место Бет, которая в течение десяти минут плакала и осыпала меня упреками. Однако никакие ухищрения не помогли мне выманить Бетси. Я просил по-хорошему, звал, ругался, умолял, но появилась только Бесс, и мне пришлось выслушивать жалобы на тетю, задумавшую какие-то махинации с ее банковским счетом.

Никогда еще общество Бесс не было таким утомительным. Я делал многочисленные попытки ее прогнать, но она, точно незваный гость, не желала уходить. На мои вопросы она отвечала либо пустым взглядом, либо какой-нибудь глупостью, сводя все к успевшим мне порядком надоесть деньгам. Снова и снова я пытался обрисовать Бесс положение вещей, пытался объяснить, что она всего лишь четверть полноценного человека и есть другие личности, которые живут в том же теле и наравне с ней претендуют на сознание мисс Р., однако всякий раз, когда я хотел подвести черту, уверенный, что теперь она точно поняла, Бесс отворачивалась и меняла тему разговора на свою излюбленную. Мне в самом деле казалось, что она охотно променяла бы три четверти своей сознательной жизни на три четверти положенных ей денег. Я положил ей под руку карандаш, но обиженная Бетси отказывалась писать, и в конце концов я не выдержал:

– Мисс Р., так не может больше продолжаться. На сегодня все, продолжим в другой раз, после того, как я побеседую с вашей тетей.

– О чем это вы хотите побеседовать с моей тетей? – с подозрением спросила Бесс.

– Я должен рассказать ей о вашем состоянии, – не подумав, ответил я.

– Что вы ей скажете? – Бесс становилась все настойчивее, и я забеспокоился. Она подалась вперед и повторила вопрос: – Что вы ей скажете?

– Просто поделюсь своим мнением относительно вашего душевного здоровья.

Рука начала писать, и все мое внимание теперь было приковано к ней. Бесс заметила это и тоже опустила глаза.

– Я делала так раньше, – прошептала она, с ужасом глядя на пишущую руку. – Она движется сама по себе.

Зрелище внушало Бесс страх и отвращение и одновременно завораживало ее – она не пыталась убрать руку, а, напротив, склонилась к блокноту. Затем последовало некое подобие беседы: Бесс приглушенным, как будто простуженным голосом разговаривала с собственной рукой. Рука написала в блокноте: «глупая глупая глупая не дай ему уйти он тебя не любит»