Раб моего мужа - Марья Зеленая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она молилась, ворочалась и терзалась еще какое-то время, потом уснула.
Наутро ей было стыдно и противно смотреть мужу в глаза, а он вел себя как ни в чем не бывало. После завтрака, сославшись на жару и недомогание, Элизабет ушла к себе и почти весь день просидела в кресле, читая книжку. Правда, сюжет ускользал от ее разума, потому что мысли все время уносились в темную хижину, а перед глазами неотрывно стоял великолепный в своей наготе Самсон.
Вечером Джеймс явился к ней в спальню, но соитие, как обычно, вышло сухим и безрадостным.
— Вчера ты была как-то поживее, — проворчал Джеймс, завязывая пояс халата.
— А ты вел себя как свинья, — отрезала Элизабет.
Муж сально ухмыльнулся.
— Но признайся, тебе ведь понравилось представление.
— Ни капельки, — фыркнула она.
— Лживая сучка!
— Иди к черту!
Глава 18
Жара не спадала, и как Элизабет ни соскучилась по Мэйбл, все никак не могла выбраться ее навестить. Правда, дело было не только в удушающем зное. После той приснопамятной ночи Элизабет не знала, как смотреть Самсону в глаза.
Похоть, безумие, грешные помыслы, охватившие ее тогда — она была в ужасе от самой себя. Да и Джеймс, кажется, приревновал. Хотя сам же и затеял этот балаган, идиот! Но в любом случае, при нем лучше Самсона лишний раз не упоминать. Элизабет не забыла ту оплеуху, от которой потом еще долго болела щека.
Между тем на полях созрел хлопок, и для рабов наступила горячая пора. Каждое утро с восходом солнца их выгоняли на работу, и лишь к ночи они возвращались назад.
Как-то, поужинав, семейство сидело на террасе, наслаждаясь вечерней прохладой. Элизабет бездумно качалась в кресле, любуясь на догорающий закат, как вдруг тишину прорезал свист кнута и болезненный вскрик.
Сердце учащенно забилось.
— Что это? — спросила Элизабет.
Свекровь даже не удостоила ее взглядом, а Джеймс лениво выпустил изо рта сигарный дым.
— Хлопок взвешивают, — сказал он.
За первым ударом последовал второй, третий, заставляя Элизабет содрогаться так, будто секли ее.
— Взвешивают хлопок?
— Каждый ниггер должен собрать за день двести фунтов, — снисходительно пояснил Джеймс. — За каждый недостающий фунт — одна плеть.
Элизабет набрала воздуха в грудь, чтобы разразиться возмущенной тирадой, но прикусила язык. Какой смысл что-то говорить, ведь это все равно ничего не изменит? Наоборот, Джеймс может разозлиться и выкинуть какой-нибудь фортель. Она сдержанно хмыкнула и снова уставилась на багряные облака. От чувства собственной никчемности хотелось рыдать.
Следующий день принес долгожданную прохладу, и Элизабет твердо решила, что сегодня непременно навестит Мэйбл. Джеймсу она не будет ничего говорить. Дождется, пока он уедет осматривать поля, и сама велит Самсону седлать лошадей.
«Самсон… — Она со вздохом закрыла глаза. — Что ж, с этим я как-нибудь разберусь. Сделаю вид, будто ничего не произошло. Я же не виновата, что мой муж такой дурак. А мои… хм… фантазии просто буду держать при себе».
После завтрака, как она и наделась, Джеймс решил воспользоваться тем, что палящее солнце скрылось за облаками.
— Съезжу в Мейкон. — Он чмокнул мамашу и направился к двери.
— Езжай, дорогой, — проворковала свекровь. — А я прилягу, что-то разболелась голова.
Превосходно! Все складывается как нельзя лучше! Выждав для верности полчаса, Элизабет подозвала Розу, протирающую каминные безделушки.
— Сбегай в конюшню и передай Самсону, чтобы седлал лошадей, — велела она. — Я поеду к миссис Паркер.
Рабыня ушла, а Элизабет кликнула Анну, чтобы та помогла ей одеться для верховой езды. Не прошло и часа, как она, перебросив через руку шлейф амазонки, спустилась во двор.
Самсон уже поджидал ее с лошадьми. При виде его статной фигуры Элизабет покраснела. Скрывая смущение, она подошла к Снежинке и погладила ее по бархатистому носу.
Лошадь всхрапнула и, раздувая ноздри, принюхалась к ее руке. Самсон подошел поближе. Элизабет не видела этого, но ощущала спиной. Ее словно окутало чем-то теплым, обволакивающим, приятным. Чем-то, от чего подгибались колени, и хотелось растечься лужицей по земле.
Она стояла, в растерянности поглаживая кобылу, и все не отваживалась посмотреть назад. Самсон молчал: рабам нельзя первыми заговаривать с хозяевами, но она слышала его размеренное дыхание. Неловкость нарастала.
«Возьми уже, наконец, себя в руки!» — приказала себе Элизабет. Она оглянулась и с натужной улыбкой спросила:
— Ну что, ты готов?
— Да, мэм. Все готово, можно выезжать. Помочь вам взобраться на лошадь?
Элизабет смогла лишь кивнуть, чувствуя, как запылало лицо. Наверняка, стало пунцовым как помидор. Везет же чернокожим, они не краснеют. А если и краснеют, то этого не заметно.
Большие сильные руки обхватили ее за талию. Сердце затрепетало, а косточки корсета так впились в грудь, что стало трудно дышать. Оказавшись в седле, Элизабет судорожно схватилась за переднюю луку, ощущая, как под перчатками вспотели ладони.
Глубокий вдох. Медленный выдох. «Успокойся! Он — раб, ты — госпожа. Хватит вести себя как идиотка!»
— Вперед! — велела она, и стегнула Снежинку хлыстом…
Поездка прошла в напряженном молчании. Разговор не клеился. Самсон скакал позади, как подобает слуге, и Элизабет с грустью вспоминала, как открыто и непринужденно они беседовали в прошлый раз. Конечно, госпоже не следует откровенничать с рабом, но в «Персиковой долине» кроме Анны больше не с кем поговорить. Да и то в последнее время служанка помрачнела и замкнулась в себе. Похоже, ей надоело на Юге. Как бы она не запросилась домой!
Пару раз Элизабет заговаривала о погоде, но Самсон ограничивался лишь вежливым поддакиванием и замолкал.
«А ведь ему стыдно не меньше, чем мне! — вдруг осознала она, и все в голове встало на свои места. — Его заставили это делать. Меня заставили на это смотреть… Наверняка он думает, что я питаю к нему отвращение… Ах, если бы он знал, что это не так!..»
Они подъехали к дому Паркеров и спешились у крыльца.
— Дорогая, как я рада тебя видеть! — сбегая по ступеням, воскликнула Мэйбл.
Она расцеловала Элизабет в обе щеки.
— Идем в дом, дорогая, на террасе сегодня слишком ветрено, — защебетала она. — Долли как раз испекла свой коронный пирог с орехом пекан. Надеюсь, тебе он понравился в прошлый раз?
Элизабет вспомнила рассыпчатую выпечку с шоколадно-ванильным привкусом, и у нее потекли слюнки.
— О да, это было божественно! — совершенно искренне подтвердила она.
— Рада слышать. — Мэйбл взяла ее под руку и повела к двери. — А твой слуга может пойти на кухню.
