Саламандры. Книга 1. Трилогии огня - Ник Кайм

Иагон не сразу понял, что обращаются к нему.

Появилась шаркающая жилистая фигура Зо'кара, жреца-клеймовщика Тсу'гана. Свет прикованных к стенам люмоламп красил его жреческое облачение темно-красным, пока Зо'кар шел к Саламандру.

Основное сердце Иагона застучало в груди военным барабаном. В своем садистском стремлении увидеть самобичевание Тсу'гана, хотя и посредством раскаленного прута Зо'кара, он не заметил, как подался вперед слишком сильно и выдал себя. Хорошо еще, что Тсу'ган был так одурманен болью, что не увидел его, иначе все осторожные интриги Иагона оказались бы под угрозой. Закрепившееся доверие, которое он так тщательно взращивал в сержанте, было крайне важно для Иагона: без него он был ничем.

— Вам не следует здесь находиться, — настойчиво произнес Зо'кар. Он отложил свой железный прут и уже прогнал обетного сервитора. — Господин Тсу'ган очень строг в отношении уединенности.

Иагон прищурился:

— Ты обвиняешь меня в чем-то, раб?

— Я получил четкие указания, Астартес. И обязан немедленно сообщить господину Тсу'гану об этом нарушении. — Зо'кар собрался повернуться, но Иагон вышел из тьмы и схватил его за плечо. Он нащупал кость под одеждой и тонкой, как пергамент, кожей клеймовщика и слегка надавил — достаточно сильно, чтобы завладеть вниманием Зо'кара, но не настолько, чтобы тот завопил.

— Погоди… — Иагон силой развернул жреца к себе. — Не думаю, что брат Тсу'ган сейчас в состоянии слушать. Позволь мне рассказать ему об этом.

Зо'кар мотнул покрытой капюшоном головой:

— Не могу. Я подчиняюсь господину Тсу'гану и должен ему рассказать.

Иагон подавил внезапный приступ ярости и дикого желания причинить боль этой ничтожной твари у него в руках.

Он был жестоким с детства. На краю сознания, словно клочок дыма, затрепетало смутное воспоминание, еще сильнее размытое после перерождения в сверхчеловека, — полузабытое воспоминание о насаженных на палочки ящерицах на песке Шлаковой пустыни. Он ждет в тени скалы, пока палящее солнце высушит мелких ящерок, затем наблюдает, как их пожирают более крупные дракониды. Благодаря своей целеустремленности и хитрости Иагон прошел испытания, которые требовались, чтобы стать космическим десантником, и был принят в неофиты. Темные порывы, которых он тогда еще не совсем понимал, находили себе выход на поле боя. Благодаря острому уму, ставшему еще острее благодаря имперским познаниям в генетике, Иагон делал успехи, всегда держа темные тайники своей души в секрете, подальше от пытливых щупалец капелланов и апотекариев. Благодаря своей скрытности Иагон обнаружил, что ему отлично удаются всякие хитрые делишки. Он вырастил внутри себя черную искру и при помощи полученной подготовки и исключительного интеллекта раздул ее в темное пламя. Пламя с ревом переродилось в черный пожар жажды власти и способов ее получить. Ни одна проверка, даже самая строгая и глубокая, не бывает безошибочной. Среди неисчислимых миллиардов жителей Империума в каждом народе, в каждой вере прячется патология. Эти отклонения часто проходят незамеченными в людях, внешне нормальных и благочестивых, пока не настает момент, когда отклонение выходит наружу. Но тогда, конечно, чаще всего поздно уже что-то сделать.

Сейчас Иагон был драконидом, а Зо'кар — ящерицей на палочке в его власти. Саламандр придвинулся ближе и грозно навис над жрецом, отчего тот съежился. Когда Иагон заговорил снова, в его голосе послышались хриплые нотки едва прикрытой угрозы:

— Ты уверен, Зо'кар?

— Мало веса, — буркнул Ба'кен и расслабил плечи. Тяговые цепи, прикрепленные к черным перчаткам для силовых упражнений, провисли. Спина Саламандра была похожа на плиту из оникса, твердую и неподатливую, пока он медленно опускал огромные грузы, подвешенные к цепям. Ба'кен присел, мышцы на ногах вздулись, сухожилия походили на толстые тросы. На нем были только тренировочные штаны, так что большая часть его черной мускулатуры была обнажена.

Дак'ир, стоявший у Ба'кена за спиной, ухмыльнулся:

— Больше нет, брат.

— Тогда я подниму тебя, брат-сержант. Становись ко мне на плечи. — Взгляд Ба'кена оставался сосредоточенным, так что Дак'ир не мог с уверенностью сказать, шутит он или нет.

— К сожалению, я вынужден отказаться, — с нарочитой досадой сказал Дак'ир, бросив взгляд на хронометр, висевший на стене гимнастического зала. — Вот-вот начнется перенос внутрь системы. Нам нужно подготовиться к высадке на Скорию.

Ослабив перчатки на огромных руках, Ба'кен опустил их на пол с глухим стуком.

— Жаль, — посетовал он, поднимаясь на ноги и обтираясь полотенцем. — В следующий раз надо будет попросить у интенданта побольше грузов.

Дак'ир вернул на место перчатки, похожие на пару массивных кусков обтесанного гранита. Повсюду вокруг воины третьей роты продолжали упорно заниматься.

Гимнастический зал был огромен. С одного края стояли рядами бойцовые клетки, сейчас полностью занятые: боевые братья бились один на один друг с другом или просто повторяли упражнения с холодным оружием. Другие Саламандры занимались на всевозможных тренажерах, которыми был заставлен обширный пол зала, словно сделанный из черного гранита. Еще там имелись помывочный отсек и углубления потемнее, в которых находились огненные ямы, где Саламандры могли укреплять свою выносливость при помощи горящих углей и раскаленных железных прутьев.

Внимание Дак'ира привлек зал баллистики, где Ул'шан с Омкаром повторяли со своими бойцами ритуалы прицеливания. Лока не было, и два брата-сержанта разделили отделение ветерана между собой для наставлений и оценки их меткости. Отгороженные по понятным причинам от остального зала, боевые братья внутри выщербленных пулями стен зала баллистики виднелись сквозь лист прозрачного бронехрусталя.

Дак'ир стоял к Ба'кену спиной, когда тот заговорил снова:

— И что же ты видел?

Перед тем как прибыть в гимнастический зал, чтобы заняться боевой подготовкой своего отделения, Дак'ир провел несколько часов в одном из солиториумов ударного крейсера. Во время медитации его посетило еще одно видение. Оно отличалось от повторяющегося кошмара о последних мгновениях жизни Кадая и тщетных попыток Дак'ира спасти его. Это было не воспоминание, которое воображал себе его разум в состояния тета-ритма, — скорее, это больше походило на предвидение или даже пророчество. Мысли о видении испугали Дак'ира настолько, что он пришел за советом к одному Саламандру, которого знал лучше всех и которому доверял больше всех.

Дак'ир повернулся к Ба'кену, но не увидел на его лице ни намека на подозрительность или скрытые мысли. Ба'кен просто хотел знать. Огромный Саламандр был одним из самых сильных воинов, каких Дак'ир знал, но ценил брат-сержант в нем прежде всего честность и искренность.

— Я видел двухголовую ящерицу, которая рыскала в темноте безжизненной пустыни, — ответил Дак'ир. — Она охотилась и нашла добычу: маленькую ящерку, блуждающую в одиночестве среди дюн. Ящерица догнала меньшую тварь и проглотила. Потом ускользнула в сумрак и оказалась тоже проглочена. Темнотой.