Папины дочки - Тасмина Перри

— Не сомневаюсь, что жить в таком доме огромное удовольствие, — заметил Дэвид с нескрываемой завистью. — Я много слышал о том, что у Джонатана самый красивый особняк в Лондоне. А что, если нам уединиться?

— Вы полагаете, это можно сделать? — спросила Кейт. — Где, на кухне?

— Ну хотя бы перейдем в менее шумное место, — прошептал Дэвид и взял бутылку шампанского со стола. — Выпьем по бокалу в спокойной обстановке.

Он взял Кейт под руку и повел сквозь толпу к выходу из зала. Кейт принадлежала к тому типу женщин, которые ему всегда нравились. Яркая и красивая, она в то же время была очень умна. У нее холеная внешность, блестящие манеры, и связь с ней могла бы стать для него наградой за то, что он достойно прошел свой путь: сын мелкого торговца стал преуспевающим финансистом. Они оказались в темноте сада. Здесь не слышны были смех гостей и звуки музыки, и они осторожно ступили на мокрую от дождя дорожку.

— Куда мы идем? — спросила Кейт, немного нервничая из-за странного поведения своего спутника.

— Выпить шампанского, — сказал Дэвид, хищно улыбнувшись. — Давайте посмотрим, что там.

— Там ничего нет, я вас уверяю, — возразила Кейт, — кроме камней, о которые можно споткнуться. Ну, может, еще лисы и совы. По-моему, нам лучше вернуться…

— Я буду защищать вас от любых нападений, — заявил Дэвид, направляя ее к мраморной скамейке, скрытой за ветвями дерева и едва освещенной фонарем.

Дэвид остановился и откупорил шампанское. Пробка хлопнула, хлынула струя пены, а затем наступила тишина. Было так пусто и неуютно вокруг, что Кейт почувствовала себя неловко рядом с этим человеком. Она была не прочь пофлиртовать с мужчиной, если он не внушал ей неприязни, но никогда не стремилась перейти черту. Невольно отступив назад, когда Дэвид подошел совсем близко, она сложила руки на груди, интуитивно давая ему понять, что еще раз приближаться не следует.

— Холодно? — спросил Дэвид.

«Не то слово, — подумалось ей. — В такую погоду не слишком приятно пить шампанское под открытым небом».

— Вы фантастически хорошо выглядите, — прошептал он, протянув руку и коснувшись ее щеки. Кейт заметила темные волоски, покрывавшие внешнюю сторону его ладони от пальцев до запястья.

— Вы меня смущаете, — ответила она, резко отвернувшись.

«Я веду себя как героини книжек Джейн Остин. Кошмар!» — ругала себя Кейт.

Время, казалось, остановилось. Дэвид осторожно провел пальцем по ее подбородку.

— Что-то не так, Кейт? — спросил он, всматриваясь в ее лицо. — Вы не хотите?

А что, собственно, было не так? Откуда это беспокойство, дискомфорт и болезненная нервозность? Он очень сексуален, у него красивые серые глаза с длинными темными ресницами, прямой нос. Но почему же она сомневается, хочется ли ей коснуться его губ и провести рукой по его темным волосам?

— Кажется, да, Дэвид, простите.

— Почему? Вы ведь любите мужчин?

Кейт удивил этот вопрос.

— Ну вообще да. Но… Дэвид, я очень признательна вам за все, что вы для нас сделали, правда, но я очень прошу вас простить меня…

Дэвид уронил руку, он был подавлен и разочарован.

— Я вас понимаю, — стараясь сохранять чувство юмора, ответил он, — здесь действительно холодно. Нам лучше пойти в дом.

Мария Данте знала, что многие внимательно следят за ней. Но и она с интересом наблюдала кое за кем в зале. Впервые она видела всех дочерей Освальда и убедилась, что они столь же красивы, как на фотографиях в журналах. Но это все, чем они могли гордиться, — молодость и красота. В остальном они были всего лишь девчонки. Тот, кому нравилась Серена Бэлкон, должно быть, имел скрытые гомосексуальные наклонности, ведь у нее — кожа да кости: плоский зад и груди размером с оливки. Фигура мальчишки. А Мария Данте — о, Мария Данте! Женщина в полном смысле этого слова. Она знала, что все мужчины сейчас смотрят на ее пышный бюст, обтянутый шелком дорогого платья, и на прекрасные округлые ягодицы. Блистательная, талантливая, женщина мира — между нею и Сереной Бэлкон пролегала пропасть. «Ну что ж, Освальд немолод и не слишком привлекателен. Страшно подумать, каков он без одежды. Но эта неприятность — не большая плата за приобретение серьезных выгод. Он богат, у него обширные связи. Он принадлежит к старинной аристократической фамилии. И у него чудесное имение. К тому же он ослеплен внезапно вспыхнувшей страстью», — думала Мария.

Она засмеялась, вспомнив, как он смотрел на нее. И кто бы мог вообразить такое? Маленькая бедная девочка из итальянской деревушки станет английской леди…

— Ваше выступление месяц назад стало сенсацией, — сказал Николас Чарлзуорт, протягивая ей бокал шампанского — вам нравятся гастроли в Европе?

— О да, очень! — ответила она, лукаво прищурившись. — Вы собираетесь прийти на мой концерт в Королевский оперный театр в следующем месяце?

— Я был бы счастлив услышать вас снова! — горячо отозвался Николас, не сводя глаз с ее форм. — А как насчет концерта, который планировался в имении Хантсфорд? Наверное, я слишком любопытен, но Освальд сам говорил об этом в клубе. Я могу вам чем-нибудь помочь? — Он улыбнулся, посмотрев ей в глаза.

— Думаю, Освальд прекрасно справится с организацией вечера.

— А каков будет репертуар?

Она внимательно разглядывала его лицо. Почему он задает такие вопросы?

— Я хочу исполнить некоторые произведения моих любимых композиторов, — уклончиво ответила Мария. — Бизе, Дебюсси, Моцарта. И еще что-нибудь из Гершвина. Возможно, я еще добавлю что-то из недавнего моего выступления в «Карнеги-холл».

— А можно ли рассчитывать на приглашение? — заискивающим тоном поинтересовался Николас.

Какие все-таки скучные и жадные эти англичане; им лишь бы получить бесплатное приглашение и сэкономить на развлечениях!

— На приглашение? — Она улыбнулась, покачав головой. — Пожалуй, можно.

Серена посмотрела на часы. Две минуты десятого. Она оправила свое шелковое платье и пошла в другой конец зала, где Венис уже ждала ее у микрофона. Она ничего не готовила заранее, но ей всегда удавались короткие речи, а уж теперь, когда ей предстояло попрощаться с Лондоном, довольно было и двух-трех фраз о том, что она навсегда сохранит привязанность к соотечественникам в своем сердце.

В это мгновение Мария Данте повернулась к оркестру, исполнявшему «Лунный свет» Дебюсси. Она подняла указательный палец и прижала его к губам, остановившись перед микрофоном. Ее грудь вздымалась. Стало тихо. И вдруг полилось ее восхитительное сопрано. Чарлзуорт сразу определил, что звучит Россини, и закрыл глаза, наслаждаясь прекрасным голосом. Пение Марии было совершенным, она безупречно брала высокие ноты, а голос был настолько мощным, что она легко могла бы обойтись и без микрофона. Гости молча внимали ей, потрясенные и зачарованные. Освальд стоял с довольным видом, очевидно, считая себя причастным к успеху своей новой подруги. И только Серена пылала от злости.