Лимб. Анафемные души - Елена Филон

– Ничему тебя смерть не учит. – Разворачивается и, продолжая, давиться гнусными смешками бредёт к рядам белых домиков наверху утёса.

Смотрю ему в спину, сжимая кисти в кулаки, впиваясь ногтями в кожу, и пытаюсь вспомнить, чем он мне там угрожал в случае следующего неповиновения.

Волчица будто мысли мои прочитав, начинает негромко рычать и подкрадывается ближе.

– Лори, – вздыхаю, – ты что, совсем женской солидарностью обделена?.. Я ведь не убить твоего принца ада планирую, всего лишь… – Смотрю на отдаляющуюся спину Рэйвена и срываюсь с места. – Всего лишь хочу вернуть то, что принадлежит мне.

Он слышал мои шаги – не мог не слышать.

Знал, что попытаюсь – не мог не знать. Потому что другого определения его весёлой кровожадной улыбке не существует, в момент, когда он резко хватает меня за руки, перебрасывает через плечо и укладывает лопатками на гальку!

Этот психопат был готов к тому, что я вновь налечу на него со спины, вновь ухвачусь руками за шею, вновь коснусь отметки «красного солнца»… Как и был готов к тому, что в этот раз ничего не произойдёт.

– Ну, привет, – криво улыбаясь на одну сторону рта, нависает надо мной. Вжимает тело в твёрдые камни, держит запястья в захвате и не даёт и дёрнуться, заведя руки за голову. Коленями сжимает бёдра, с силой, наказывая за неподчинение. Вторая рука лёгкими опасными движениями поглаживает мою шею, будто выжидая ту секунду, когда мой страх доберётся до самого пика и его пальцы, как змеи вопьются в кожу.

– Глупая, непослушная анафема, – цокает, нависая всё ниже. Проводит носом от виска до самого подбородка, но не касается кожи, лишь делает шумный вдох, втягивая ноздрями запах прокажённой и также шумно выдыхает.

Его волосы падают мне на лицо и щекочут. Пытаюсь стряхнуть их, дёргаю головой, рычу.

– Ненавижу тебя.

– Я же сказал, анафема: мне не интересны твои воспоминания.

– Тогда не смотри!

– Не могу, – расслабленный голос окончательно выводит из себя, дико бесит! Высокомерная улыбочка и горящие двумя безумными огнями глаза. – Во мне нет ничего, что ты тщетно пытаешься себе придумать, анафема. Я лишён милосердия и сострадания к таким, как ты.

– Ты в принципе лишён всего человечного, палач.

Улыбка Рэйвена обжигает, становясь шире. Ладонь играющая с моей шеей уже движется ниже, тёплыми пальцами по ключице.

– Думала, получится снова?

– И почему же не получилось?

Улыбка остывает на его губах, лицо преисполняется жестокостью, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не послать в него плевок.

– Эмоции, – сухой голос режет слух. – Вот чего мы ещё не лишены. Пусть все мы – уже просто души, но эмоции – единственная человеческая слабость, которую Лимб оставил нам в наказание.

– Не уверена. Ты – исключение из всех правил.

– Нет, – качает головой Рэйвен, так что его волосы вновь щекочут кожу моего лица. – Но я могу их контролировать. А контроль эмоций – залог неуязвимости. Тебе не найти брешь в моём сознании, когда я абсолютно равнодушен к такой, как ты.

– И что же было в казино? – щедро поливаю слова ядом. – Я нашла брешь?

– Повезло. Тогда я был сильно раздражён твоим поведением.

– А сейчас?

– Сейчас, – ведёт бровями Рэйвен. – Сейчас уже смирился.

– И что же ты со мной сделаешь? – равнодушно усмехаюсь. – Снова призовёшь свою астральную проекцию и будешь смотреть, как она лапает меня во всех местах?

– Нет, – улыбка Рэйвена становится опасной, рука с треском дёргает на себя тряпьё, в которое превратилась моя сотлевшая рубашка, и шершавые пальцы скользят вниз по голому животу. – Я накажу тебя сам.

Мысли фонтаном взрываются в голове, кровь приливает к щекам заставляя пылать их двумя кострищами, предательское тело раньше мозга реагирует на заявление палача: грудь высоко и судорожно вздымается, задевая твёрдые мышцы Рэйвена, а изо рта вырывается жалкий хрип, как доказательство МОЕЙ уязвимости!

Чёрт.

«Да ты спятила, Катари! Он же больной на всю голову садист! С каких пор у тебя между ног пульсирует при виде его самодовольной рожи?!»

Вздувающихся на шее вен, лукавого блеска в глазах и этой скользкой самодовольной улыбки…

Я точно спятила.

– А как же правило? – выдыхаю отрывками, проклинаю себя за этот жалкий голосок. – Или гнилое яблоко с опарышами больше не кажется таким уж и гнилым?

Рука Рэйвена замирает внизу моего живота, большой палец поддевает пояс штанов и плавно поглаживает покрывающуюся мурашками кожу из стороны в сторону. Глаза смотрят неотрывно, губы больше не дразнят улыбкой, а тоненькая морщинка между бровями расслабляется, оставляя после себя слабый отпечаток.

– Думаешь, я тебя трахать собрался? – слова, которые режут без ножа. Унижают в тысячный раз и втаптывают в грязь остатки моей гордости.

Рука рвёт вниз пояс штанов и их жалкие лоскутки отлетают в сторону, оставляя меня в одном нижнем белье. Рэйвен отпускает запястья, обхватывает руками за талию и садит меня перед собой.

– До заката… можешь попробовать материализовать для себя новую одежду, – мягкость в голосе вызывает новую дрожь по телу. – Я разрешаю. А не сможешь… придётся идти в чистый сектор в одних, – бросает мимолётный взгляд вниз, – в этих милых розовых трусишках.

Проводит рукой по волосам, уже так знакомо заправляя локон мне за ухо, задерживает взгляд на глазах и поднимается на ноги.

– Тебе же хуже, – бросаю, не отрывая взгляда от того места, где только что стояли его ноги.

– Считаешь себя особенной? – с шумом прибоя доносится его спокойный голос. – Думаешь, я могу увидеть в тебе нечто большее, чем в любой другой прокажённой душе? Серьёзно?

– Ты мне скажи, палач, – поворачиваю к нему голову, щурясь от солнца. – Почему мой язык всё ещё на месте, а ноги всё ещё держат меня прямо?

Волосы Рэйвена разлетаются на лёгком ветерке, вздымаются к небу и вновь падают на широко распахнутые, застывшие в замешательстве глаза. О, да, это оно! Оно самое – замешательство!

Делает несколько шагов вперёд, и я стойко ожидаю удара, как доказательство своей неправоты, но вместо этого на плечи падает его кожаная куртка, а голос впервые с нашей встречи кажется таким приземлённым, что я практически готова признать в нём человека.

– Ты права. Прикройся. Или я сделаю с тобой то, о чём сильно пожалею.

– Но ты сам раздел меня. Какой-то противоречивый палач выходит.

Кадык Рэйвена дёргается – так тяжело он сглатывает, а лицо вновь напрягается, словно его бьёт о противоположные стены.

– Не пытайся понять своего убийцу, анафема, – говорит безжалостно. – Потому что он всё равно сделает, что должен, даже если допустит ошибку и привяжется к своей жертве.