Территория пунктира - Олег Велесов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не пугай. Я уже был там.
И снова тишина.
Кап… Кап… Кап… Хлопок!
Кап… Кап… Кап… Хлопок!
А потом пришёл человек с ключами.
— Ваше имя?
Говорить не хотелось. Я перегорел. Устал. Теперь мой друг — безмолвие.
— Ваше имя? — терпеливо и с той же интонацией повторил он.
— Да пошёл ты…
— Я могу уйти и вернуться спустя год. Или годы. Как вы предпочитаете?
Да, он это может. Он вообще может забыть обо мне, и я сгнию в этой дыре. Сгнию не телом — душой; тела, если верить Аскольду, здесь не умирают.
— Что вы хотите от меня? — прошептал я.
— Я хочу, чтобы вы назвали своё имя.
— Егор. Меня зовут Егор Саламанов. Но вы это знаете.
— Почему вы так считаете?
— Потому что… Я снова умер, да? Там, в Вавилоне? Да, я там умер. И попал в это тело. Вы приложили к этому руку. Не знаю как, но вы сделали это, и, значит, знаете моё имя.
— Мы знаем о вас всё. Хотите чаю?
— Что? — не понял я.
— Я предлагаю вам выпить со мной чаю. С пирогами. Их неплохо готовят в трактире Агеева. Это здесь неподалёку.
Он произносил слова, смысл которых я давно утратил. Я понимал, что он имеет ввиду, но не помнил, как это выглядит и каково на вкус. Но я всё равно закивал, потому что в этом заключалось разнообразие.
И надежда.
Где-то в темноте закрытых глаз затрепыхался огонёк…
— Да, да, я хочу. Я хочу чаю!
— Подождите немного.
Я замер. Я думал, что сейчас с меня снимут маску, цепи и поведут куда-то по коридору. Но было тихо. Человек с ключами ушёл, вода продолжала капать…
— Как вы себя чувствуете?
Я сидел на диване, в левой руке трость, в правой цилиндр. Помещение было светлым. Широкие окна открывали вид на улицу. Проехала карета, по тротуару прошли две женщины в старомодных пальто. Это точно не Вавилон, и точно не двадцать первый век.
— Как вы себя чувствуете?
Напротив стоял пожилой мужчина профессорского вида, с густыми седеющими бакенбардами, с моноклем на тонкой серебряной цепочке. Одет он был для выхода: синее пальто с чёрными отложными лацканами, цилиндр, трость — всё, как у меня. Но главное голос — это был голос человека с ключами. Ключник.
— Спасибо, — проговорил я медленно, — хорошо.
Я действительно чувствовал себя хорошо, только немного покалывало в затылке. Такие же уколы я ощущал, когда попал в тело Андроника.
— Тогда ступайте за мной.
Услужливый швейцар открыл двери, и мы вышли на улицу.
Вдоль по булыжной мостовой поддувал ветер, под ботинками хлюпал подтаявший снег. День близился к вечеру. По тротуарам шли прохожие: парами, в одиночестве, с детьми. По проезжей части катились пролётки. У дома через дорогу остановилось закрытое ландо, из него вышел тучный господин в светлой министерской шинели, и мерным шагом прошествовал к тяжёлым дверям подъезда. Ключник сделал лёгкий поклон и приложил пальцы к краю цилиндра.
— Доброго вечера, ваше высокородие.
Господин не ответил, даже не повернул головы. Высокородный хам. Однако его поведение нисколько не задело моего сопровождающего. Он повёл рукой, указывая направление, и сказал:
— Нам сюда, Егор. Тот трактир, о котором я говорил, находится за углом. Весьма примечательное заведение, вам понравится.
Завернув за угол, я увидел несколько приткнувшихся к краю дороги пролёток и стоявших рядом извозчиков в длинных суконных кафтанах. На нас они не отреагировали, посмеиваясь над чем-то своим.
Трактир находился в подвале. На стене над лестницей висела деревянная вывеска: «У Агеева». Мы спустились по каменным ступеням и оказались в большом зале с низким сводчатым потолком, под которым белёсой дымкой колыхался лампадный угар и табачный дым. Почерневшие от времени столы выстроились вдоль стен, вместо стульев — лавки. Посетители — те же извозчики и прочий городской люд, встречу с которым в узких переулках вряд ли кто-то назовёт счастливой.
Под давлением тяжёлых взглядов мы прошли в дальний угол и сели за свободный стол. Подбежал половой в вышитой косоворотке, собрал грязную посуду, протёр столешницу и поинтересовался:
— Почтенные господа желают чего-то особого?
Ключник покачал головой.
— Нет, милейший, принеси нам чаю и пирогов.
— С чем желаете пирогов-с? Имеем-с расстегаи с налимьей печёнкой, а к ним превосходнейшую стерляжью уху. Осмелюсь так же предложить кулебяку на четыре угла, опять же-с с печёночкой, с курятинкой, с рублеными яйцами и рисом. Не далее как час назад точно такую-с подали на вынос господину генерал-губернатору Эссену.
— Давай нам и расстегайчиков, и кулебяку. Только кулебяку режь тонко и подавай горячей на деревянном блюде.
— Всё исполню-с, не сумлевайтесь.
Половой исчез, а я начал потихоньку осваиваться. Как я соскучился по запахам, по свету, по звуку. Это одновременно радовало и напрягало. Особенно напрягал крепкий бородач, сидевший через стол от нас. Он не походил ни на извозчика, ни на дворника, ни вообще на честного человека.
— Видите того с бородой? — кивком указал я в его сторону. — Разбойник, не иначе. Он не сводит с нас глаз с тех пор, как мы вошли.
— Я ужинаю здесь ежедневно, уважаемый Егор, и ещё не было случая, чтобы кто-то испортил мне аппетит. А пироги здесь действительно превосходные, и хозяин заведения действительно поставляет их многим известным личностям города, в том числе генерал-губернатору. Я вам скажу больше, сюда нередко заходят интересные люди, и в том числе творческая, так сказать, богема.
— Вам видней. Но за тем бородачём я бы понаблюдал.
— Не обращайте на него внимания, это Никитка Рваный, беглый каторжник, — ключник достал часы из кармана жилетки, щёлкнул крышкой. — Сейчас пять. Если мы засидимся до семи, то он будет ждать нас у выхода. Весьма примитивный и предсказуемый человек. Он знает только один удар: ножом снизу в живот. Для человека неподготовленного это, конечно, представляет опасность, но для нас с вами не составит труда отбиться. Как вы считаете?
— Вы знаете, когда и как он нападёт?
— Разумеется. Вы не внимательны, Егор, я же говорил, что ужинаю здесь ежедневно. Порой засиживаюсь допоздна, и тогда встречаю Никитку у выхода… Ах, да, я забыл предупредить, простите. Мы находимся в Санкт-Петербургском Состоянии. В нашей реальности это один закольцованный день с ноля часов второго ноября до ноля часов третьего ноября тысяча восемьсот тридцать третьего года, город Санкт-Петербург.
— Закольцованный день? — пожал я плечами. — Не понимаю.
— Здесь нет ничего сложного. Вдаваться в детали не стану, а вкратце это выглядит так: мы взяли у времени один день, соединили конец с началом, и отныне он повторяется бесконечное множество