Опаленные страстью - Марша Кэнхем

— Тебе не следует этого делать!

— Почему? Вы меня ударите?

— Нет. Просто я могу не сдержаться и отправить тебя к Бэрримору еще более опытной.

— Вы намерены снова изнасиловать меня? Он поднял бровь.

— Я не знал, что изнасиловал тебя. Конечно, если ты собираешься рассказать такую историю Бэрримору, мы можем предъявить ему вещественные доказательства.

Аннели снова замахнулась на Эмори, но он опять перехватил ее руку, завел за спину и впился в ее губы с такой яростью, что у нее перехватило дыхание. Она тихонько всхлипнула и прижалась к нему. Ярость Эмори уступила место нежности, а нежность переросла в страсть. Эмори понимал, что своими словами ранил ее, и теперь пытался залечить эти раны ласками. Аннели ему не противилась и отвечала так же пылко, забыв все свои обиды. Эмори, не отрываясь от ее губ, блуждал руками по ее телу, податливому и горячему, готовому слиться с его телом. Он коснулся ее груди, тихонько сжал сосок, и Аннели застонала, проникнув языком в его дышащий жаром рот. Рука Эмори скользнула вниз, добралась до гнездышка, сквозь ткань одежды погладила его, а указательный палец проник внутрь и стал там двигаться. Аннели выгнула спину, задышала часто и тяжело, и из груди ее вырвался крик. Не в силах сдерживаться, Эмори резким движением дернул ее жакет, и все пуговицы, как бусы с порвавшейся нитки, разлетелись в разные стороны. За пуговицами последовал изорванный в клочья корсет. Горя от нетерпения, Эмори расстегнул на ней юбку — последнее препятствие, мешавшее ему полностью завладеть ее телом. Они неистово ласкали друг друга, обуреваемые единственным желанием поскорее добраться до вершины блаженства.

Эмори расстегнул бриджи. Его напряженная плоть вырвалась из плена и устремилась к гнездышку Аннели, влажному и горячему, в то время как сама она, обхватив ногами его талию, стала двигаться с ним в одном ритме. Охваченные страстью, они унеслись в заоблачные дали.

В комнате не было ни дивана, ни кровати, куда они могли бы лечь. Тогда Эмори прислонил Аннели к стене и вошел в нее с такой яростью, что оба застонали от удовольствия.

Экстаз, который Аннели испытала в таверне, не шел ни в какое сравнение с нынешним. Аннели казалось, что внутри у нее взорвались тысячи пылающих частиц, что этой восхитительной муке не будет конца. Судорога пробегала по телу Аннели, когда она услышала хриплый стон Эмори у самого своего уха. Они пришли к финишу вместе. Напряжение постепенно стало спадать, но они не разомкнули объятий, не изменили позы, словно не хотели возвращаться с неба на землю.

Первым нарушил молчание Эмори.

— Прости меня, — проговорил он едва слышно. — Прости. Это было… грубо, жестоко и… — Он умолк и посмотрел на Аннели. Она вся дрожала, избегая его взгляда, не в силах сдержать слезы. — Я очень сожалею. Я не хотел тебя обидеть. Сам не знаю, что на меня нашло Самолюбие взыграло. Гордость свою захотел показать. Вот, мол, какой я хороший. А сам в этом обвинял Бэрримора. — Он помолчал и добавил:

— Если хочешь, я отвезу тебя в Уиддиком-Хаус. С самого утра.

— Нет, — прошептала она. — Не этого я хочу, Аннели видела, как напрягся Эмори, как дрожат его руки, и поняла, что не хочет с ним расставаться. Не хочет его терять. Было настоящим безумием, непростительной глупостью следовать за ним. Но иначе она не могла. Встреча с Эмори Олторпом перевернула всю ее жизнь. Она нашла его умирающего на берегу и спасла. И теперь должна идти до конца, чего бы это ей ни стоило.

— Ты однажды спросил, боюсь ли я тебя, — сказала Аннели, ласково проведя рукой по его щеке. — Я ответила «нет», но это была не правда. Я боюсь тебя, потому что ты заставляешь меня бояться саму себя, когда нахожусь рядом с тобой. Я не хотела в этом признаваться. Пожалуйста, — прошептала она и потянулась к его губам, — не прогоняй меня.

Он вздрогнул, и, поскольку все еще был в ней, напряженный и горячий, Аннели попыталась продлить наслаждение и сделала несколько движений. Но Эмори отстранился, снял одежду, и они легли у камина.

Аннели выжала губку и провела ею по животу, смывая остатки мыла. Эмори снова вздрогнул и взял ее за подбородок.

— Это вода, — ласково произнесла Аннели.

— Вода, руки, губы, — пробормотал он. — Все производит один и тот же эффект сегодня ночью.

— Да, я пытаюсь тебя помыть, а ты мне мешаешь. Он улыбнулся.

— Не тебе говорить. Стоит мне коснуться тебя мылом, как ты сразу начинаешь дергаться.

— Мои служанки, — пробормотала она, — никогда не мыли меня так тщательно, как вы, сэр.

— Рад это слышать. Кстати, один мой слуга мыл меня столь усердно, что я выбил ему челюсть и сломал несколько ребер — сработал инстинкт. Но поверь, будь на его месте ты, я не стал бы так поступать.

Уловив игривые нотки в его голосе, она открыла глаза и устремила задумчивый взгляд на их тени на стене. Чего хотел он от нее на этот раз? Она уже не была девственницей, открыла для себя тайну отношений мужчины и женщины, а теперь хотела познать до конца Эмори как мужчину.

В какой-то момент, когда он прикрыл глаза, чтобы вздремнуть, она надела рубашку, которую он дал ей вместо сорочки, а потом пытался снять. В этой рубашке, с виднеющимися из-под нее длинными ногами, с растрепанными волосами, она выглядела еще соблазнительнее, чем совершенно раздетая.

— В свое оправдание, — пробормотал он, приподнимаясь, чтобы погладить ее шею, — я должен сказать, что вряд ли найдется мужчина, способный перед тобой устоять, особенно в моем состоянии.

— В твоем состоянии?

— Умираю от нехватки любви.

Взгляд Аннели упал на сумку, стоявшую на стуле.

— Печенье Милдред, — объявила она.

— Это не то лекарство, в котором я сейчас нуждаюсь, — сказал он нахмурившись.

Она вытащила из сумки печенье, немного сыра, несколько ломтиков ветчины и — чудо из чудес — бутылку бабушкиного яблочного сидра.

Эмори схватил полотенце и растер себя насухо, наблюдая, как Аннели переносит все эти сокровища к камину Пикник с полуобнаженной красавицей, в то время как половина военных сил Торбея брошена на его поиски. Это было единственное, чего он хотел, несмотря на ноющую боль в затылке.

— Стаканы? — спросила Аннели. — У тебя есть стаканы? Он взял у нее бутылку, зубами выдернул пробку, выплюнул ее в огонь и стал пить прямо из горлышка. Затем с улыбкой вернул ее Аннели.

— Я чувствую себя чуть-чуть дикарем, а ты? Ее взгляд скользнул вниз по его телу и остановился на мужском достоинстве, которое он не пытался даже прикрыть.

Она отпила немного.

— Будешь есть? Ты, кажется, жаловался, что голоден. Он уставился на янтарную капельку на ее нижней губе.

— Да, надо утолить голод, пока есть возможность. Она отдала ему бутылку, когда он сел рядом с ней.

— Печенье?

Он покачал головой и уткнулся губами в ее плечо Она лишь укоризненно вздохнула в ответ. Эмори засунул руку ей под рубашку и стал ласкать ее грудь.