Щёлоков - Сергей Кредов

Свою многолетнюю помощь адвокату Буниной Щёлоков не только не афишировал, он ее скрывал, в первую очередь от товарищей из ЦК.

Однако министр позволял себе и гораздо более рискованные поступки, нежели допуск правозащитницы в места лишения свободы.

В 1966 году супруги Щёлоковы познакомились, а вскоре и подружились со знаменитой семейной парой — певицей, солисткой Большого театра Галиной Вишневской и виолончелистом, дирижером Мстиславом Ростроповичем. В ту пору это — обласканные властью, вниманием советской и зарубежной публики артисты, дружба с ними, конечно, льстит вчерашним провинциалам. Пройдут года три-четыре. Провинциалы — уже не провинциалы, а люди влиятельные, принадлежащие к высшей советской «знати». А знаменитые артисты, напротив, вошли в острейший конфликт с властью, старые друзья и коллеги от них шарахаются, их дальнейшая судьба неизвестна и тревожна. И тут Щёлоковы повели себя, прямо скажем, нетипично для людей их круга. Они продолжали дружески общаться с Вишневской и Ростроповичем, не скрывая этих отношений[24].

Осень 1971 года. В руководстве страны кипят «страсти по Солженицыну». К тому времени Александр Исаевич уже несколько лет как исключен из Союза писателей СССР, находится под плотной опекой органов госбезопасности. А тут еще — присуждение ему Нобелевской премии по литературе. У руководителей страны голова идет кругом, как с ним быть. Обвинить Нобелевский комитет в политиканстве? Но премию не так давно, в 1965 году, получил советский писатель Михаил Шолохов, кроме того, Солженицына наградили за произведения, опубликованные в легальной советской печати. Председатель КГБ СССР Ю. В. Андропов и Генеральный прокурор СССР Р. А. Руденко отправляют в ЦК КПСС свои предложения о том, как следует поступить с Солженицыным. Их единодушное мнение — «выдворить» его, согласившись, как с меньшим из зол, с кратковременной антисоветской истерией на Западе. Еще более радикальный рецепт озвучивают члены Политбюро А. Н. Косыгин и Н. В. Подгорный: осудить и отправить в долголетнюю ссылку на Крайний Север, фактически лишив всякой связи с миром[25].

В этих условиях Николай Анисимович составляет объемистую записку, названную «К вопросу о Солженицыне», и передает ее Л. И. Брежневу. Что в ней предлагается?

Документ составлен с учетом психологии коллег по ЦК. Автор печется прежде всего об интересах Советского государства, партии. Как сделать так, чтобы талантливое перо Солженицына служило народу? Как не повторить ошибок, допущенных в прошлом по отношению к Солженицыну и другим деятелям культуры? Этих «других» Щёлоков перечисляет: Бунин, Куприн, Андреев, скульптор Коненков. «Мы требовали от них того, чего они не могли дать в силу своей классовой принадлежности и своего классового воспитания». Явным вторжением в компетенцию ведомств товарищей Суслова и Андропова выглядит такой пассаж: «В истории с Солженицыным мы повторяем те же самые грубейшие ошибки, которые допустили с Борисом Пастернаком. Пастернак, безусловно, крупный русский писатель. Он более крупный даже, чем Солженицын, и то, что его роман „Доктор Живаго“ был удостоен Нобелевской премии вопреки нашему желанию, безусловно, наша грубейшая ошибка, которая была усугублена во сто крат неправильной позицией после присуждения ему этой премии».

Главное в записке содержится в последнем пункте: что делать?

«Каким же образом решить „проблему Солженицына“ в настоящее время? Во-первых, не следует препятствовать ему выехать за границу для получения Нобелевской премии. Во-вторых, ни в коем случае не стоит ставить вопрос о лишении его гражданства… Солженицыну нужно срочно дать квартиру. Его нужно прописать. Проявить к нему внимание. С ним должен поговорить кто-то из видных руководящих работников, чтобы снять у него весь тот горький осадок, который не могла не оставить организованная против него травля. Короче говоря, за Солженицына надо бороться, а не выбрасывать его. Бороться за Солженицына, а не против Солженицына».

Предложения Николая Анисимовича сегодня выглядят наивно. Писателя уже не приручить. Бомба под названием «Архипелаг ГУЛАГ» изготовлена, переправлена за границу и дожидается своего часа. Однако сам факт, что такие предложения высказывались, вызывает глубокое уважение к их автору. Серьезных попыток осмыслить поступок Щёлокова с тех пор не предпринималось. Словно это так просто было в 1971 году: назвать действия в отношении внутреннего эмигранта Солженицына «организованной травлей»! Такие выражения позволяет себе член ЦК КПСС. Записку Щёлокова Брежнев изучил, передал в секретариат ЦК, где ее обсудили под председательством Суслова и «приняли к сведению». Как минимум старшие товарищи с неудовольствием отметили про себя, что глава МВД лезет не в свое дело.

…Намерение обратиться к «вождям» в защиту Солженицына Николай Анисимович держал в тайне от самых близких ему людей, включая его родственников, за исключением Светланы Владимировны. Готовый текст, перед тем как отправить Брежневу, он прочитал Галине Павловне Вишневской. Однако как родилась у него эта идея? Один из бывших помощников Щёлокова высказал такое предположение. Министр, будучи лично знаком с Солженицыным, наверняка завел разговор о нем с Брежневым и Косыгиным. Кто-то из этих двоих — скорее всего, педант Косыгин, железно соблюдавший установившееся «в верхах» правило — предложил Щёлокову представить свои соображения в письменном виде. То есть разрешение обратиться с запиской в ЦК Николай Анисимович, вероятно, получил. Иначе трудно понять, почему автора «дерзкого» письма тогда же не сняли со всех постов. Сыграло, наверное, роль и то, что в Политбюро еще не определились, как быть с Солженицыным. Однако даром Щёлокову эта история не прошла. В конце 1971-го он попал в больницу с сердечным приступом. Наверное, аукнулась она ему и в дальнейшем.

…С 1969 года Александр Солженицын живет и работает на даче Галины Вишневской и Мстислава Ростроповича в подмосковной Жуковке. У знаменитых музыкантов также портятся отношения с властью. Они лишаются поездок за рубеж, возможности работать на профессиональных сценах, их имена не упоминаются в печати. Глава МВД был последним из крупных советских чиновников, кто не боялся общаться с Вишневской и Ростроповичем, в то время вынужденными выступать в сельских домах культуры, в сопровождении самодеятельных оркестров. В книге И. И. Карпеца читаем: «…Когда Мстислав Ростропович переживал перед своей эмиграцией не лучшие времена, Щёлоков поддерживал его (морально, во всяком случае), а автомобиль М. Ростроповича, кажется, это был „мерседес“, стоял на стоянке около входа в министерство на ул. Огарева, 6. (Не в таких ли его поступках истоки, мягко говоря, недружественных отношений с Ю. В. Андроповым?)».