Мокко. Сердечная подруга - Татьяна де Ронэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хотите, я расскажу, зачем сюда приехал и почему уезжаю? – спросил я у мумии столь же непринужденно, как если бы предлагал рюмку портвейна.
Ее меховая шапка качнулась вперед и назад.
– Но, предупреждаю, это немного грустная история.
– Сердечная история?
Я не смог сдержать улыбку.
– Да, именно так, сердечная. Я приехал, чтобы встретиться с дамой, но она отказалась меня принять. Я перепробовал все – безрезультатно. И это при том, что я не собирался сделать что-то плохое. Я просто хотел с ней поговорить.
Мумия кивнула, поощряя меня продолжать рассказ.
– Но я больше не могу ждать. Я чувствую себя развалиной, я нездоров. Я хочу домой.
– Почему вы так хотели с ней встретиться? – спросила мумия.
Как это замечательно – дать выход словам, которые скопились во мне, словно вода перед плотиной! Они полились из меня словно бурный поток горной реки, шум которой доносился до нас из-за елей.
– В прошлом году я перенес операцию по трансплантации сердца. С тех пор моя жизнь очень изменилась. Изменилась до такой степени, что я захотел узнать, кто был моим донором. Оказалось – потрясающая молодая женщина, реставратор старинных картин. Я узнал, что она провела здесь несколько недель незадолго до смерти. Сказать точнее – в доме той самой дамы, которая не хочет со мной встретиться.
Мумия вдруг так закашлялась, что едва не упала со скамейки. Я со страхом смотрел, как она сгибается пополам, таким сильным был приступ.
– Простите, – проговорила она, едва переводя дыхание. Голос ее охрип еще сильнее.
– С вами все в порядке, мсье? – спросил я.
– Да, спасибо. Как и вы, я поправляюсь после отвратительной болезни. В моем случае это рак. Несколько месяцев мне пришлось провести в санатории в Давосе. Врачи удалили часть легкого и голосовых связок, поэтому у меня теперь такой ужасный голос. Прошу вас, продолжайте свою сердечную историю. Вы знаете, почему эта дама не желает с вами встречаться?
– Наверное, она думает, что это как-то связано с картиной. Ей и без меня доставили уже немало беспокойства.
– Что это за картина?
– Ее отреставрировала та самая молодая женщина, мой донор, когда жила здесь. Она считала, что это – шедевр огромной ценности. Сперва владелица согласилась показать картину экспертам. Но когда девушка-реставратор погибла в автокатастрофе, она передумала. Многие эксперты и заинтересованные лица пытались заставить ее изменить решение. Но у них ничего не вышло. И я, наивный, приехал, думая, что у меня это получится. Глупо, правда?
Мумия снова задохнулась кашлем. Кончик носа у нее стал фиолетовым. Она вскочила со скамьи и тут же согнулась. Я взял ее за руку, и мы немного прошлись по опушке, пока кашель не утих.
– Хотите, я провожу вас домой? – спросил я. – Это далеко отсюда?
Мне пришлось поднять голову, чтобы посмотреть ей в лицо. Взгляд ее внимательных серых глаз скользнул по моему усталому лицу, припухшим векам.
– Да, благодарю вас, – отозвалась мумия. – Но вот только хватит ли у нас сил?
– Мы попробуем, мсье!
Мы кое-как спустились по тропинке, оставив позади опушку и одинокую скамью.
– Мне нравится это место, – сказал я. – Я нашел его случайно. И все же я уверен: мой донор приходила сюда часто и, сидя на этой – простите, вашей – скамейке, любовалась красотой природы.
Мумия тяжело повисла на моей руке. Сжав зубы, я продолжал продвигаться вперед. Время от времени мы останавливались, чтобы перевести дыхание.
– Что болит у вас сейчас? – спросила у меня мумия.
Я рассказал о недавнем кризисе отторжения.
– Хорошенькая же мы парочка! – хмыкнула она.
– Нам еще далеко?
– Нет, совсем близко. Сейчас направо! Осталось пять минут ходьбы!
Эти минуты стали настоящей пыткой. Нам пришлось подняться на небольшой холм, который чуть нас не доконал. У меня все плыло перед глазами. По лбу струился пот. И я еще надеялся, что смогу сесть в поезд и десять часов провести в вагоне! Сумасшествие! Единственное, на что я был способен, так это дотащиться до пансиона фрау Хартман.
– Вот мы и пришли, – сказала мумия.
Я взглянул ей через плечо и узрел черную массу шале «Ландифер».
– Вы живете тут? – пробормотал я.
– Да.
Я с недоумением смотрел на моего спутника. Кто же, черт побери, этот мужчина с хриплым голосом?
– Я… Я думал, что барон Ландифер умер.
– Так и есть. Причем полвека назад.
Мумия сняла свою объемную шапку и размотала шарф.
Я увидел лицо пожилой женщины, поразительно красивое, с правильными чертами. Она улыбнулась, показав на удивление белые зубы.
Мне понадобилось время, чтобы понять: передо мной не кто иной, как сама баронесса Ландифер.
– Входите, Брюс Бутар. Входите, иначе потеряете сознание прямо тут, на пороге!
Еще не оправившись от удивления, я последовал за ней по спиральной лестнице в комнату, одна стена которой, огромная, была полностью остеклена. Насколько снаружи шале «Ландифер» казалось мрачным, настолько же внутри оно лучилось светом. Мои глаза не сразу привыкли к такому яркому освещению, и в первые минуты я с трудом различал предметы мебели. В комнате имелось несколько диванчиков и кресел мятного оттенка и заполненных книгами книжных шкафов. Стены здесь были белые.
Это был ни в коей мере не дом восьмидесятилетней старухи. Все в нем дышало молодостью, цветом, радостью жизни. Старики обычно любят окружать себя безделушками и пыльными сувенирами. Но пожилая дама, обитавшая в этом доме, должно быть, не ностальгировала по прошлому: здесь не было фотографий детей, внуков и правнуков. Украсить свое шале она пригласила небо, белые вершины и заснеженные ели – строгий и грандиозный декор, без лишних прикрас. На стенах я увидел несколько старинных картин, несколько акварелей и женский портрет. Тот самый Уччелло Констанции.
Это был профиль девушки – белокожей, сероглазой, с изящным подбородком и лебединой шеей. Глаза ее были чуть прикрыты, белокурые волосы перевязаны расшитой жемчугом лентой. На шее – тонкое колье, на рукаве сине-бордового платья из плотной материи поблескивала золотая брошь с изображением герба. Внизу картины были начертаны какие-то слова. Но без очков прочитать их я не мог.
– Наша Констанция прекрасно поработала, не правда ли? – тихо проговорила баронесса.
Я кивнул. Служанка Долорес принесла нам горячий шоколад в сине-зеленых фаянсовых чашках.
– Опушка, которая вам так понравилась… – продолжала баронесса своим мужским голосом, к которому я уже успел привыкнуть. – Мы с Констанцией каждый день ходили туда после обеда. Мы садились на эту скамейку и беседовали. Констанция много рассказывала о себе.